Я впивался в нее зубами все глубже, и этот кровавый жидкий огонь стремительно полился в меня. Прямо в горло. Я невольно глотнул. Казалось, мое собственное тело, из которого она только что высосала все соки, не смогло сопротивляться, и внезапно я осознал, что ее руки бережно поддерживают мою голову, и она не воет, а смеется, и эта кровь – вовсе не кровь, какой я ее знал, а живительная влага, лившаяся, как мне казалось, из ее сердца, из ее души.
"Узнай меня. Узнай наконец, кто я такая!" – Так она сказала, и вместе с потоком в меня проникло знание, которому я не мог сопротивляться. Я бы с удовольствием его отверг, но не сумел. Я ее ненавидел, но не мог отвернуться, не мог разжать зубов.
Много-много веков тому назад в Риме времен Цезаря в семье комедиантки и гладиатора родился младенец. Странный получился ребенок – наполовину мужчина, наполовину женщина, – обычные родители сразу бы умертвили такое существо, но ее отец и мать поступили иначе, вырастили ее для театра, в котором она к четырнадцати годам уже выступала как гладиатор.
А до того ее тысячи раз приводили на частные показы к тем, кто платил, к тем, кто хотел потрогать ее и желал, чтобы и она их трогала. Она росла, не зная ни любви, ни покоя, ни тонкого обращения, и не было у нее ни одного лоскутка одежды, который бы не предназначался для подобных представлений.
На арене она превратилась в беспощадную убийцу. Я видел это зрелище – огромные толпы своим ревом подбадривали ее. Я видел песок, красный от пролитой ею крови. Из каждого боя она выходила победительницей, с каким бы грузным и огромным противником ей ни выпадало биться. Я видел ее в сияющих доспехах, с мечом на боку, с завязанными на затылке волосами, она не сводила глаз с Цезаря, отвешивая ему поклон!
Шли годы, она по-прежнему выступала на арене, ее родители требовали все более высокую плату. В конце концов, когда она была все еще молода, ее продали за огромные деньги безжалостному хозяину, и тот заставил ее сражаться на ринге с самыми свирепыми дикими зверями. Даже здесь она не знала поражения. Ловкая и бесстрашная, она, словно танцуя, кружила вокруг львов и тигров, в нужный момент глубоко всаживая копье прямо в цель.
Но в душе она начала уставать – и от боев, и от несчастий, и от жизни без любви. Ее возлюбленным была зрительская толпа, которой она лишалась в темноте ночи, когда лежала прикованная цепями к кровати.
Затем появился Арион. Он заплатил за то, чтобы посмотреть ее, как это делали многие. Арион заплатил, чтобы потрогать ее, как это делали многие. Арион накупил для нее платьев. Арион обнимал ее. Ему нравилось расчесывать ее длинные черные волосы, а потом Арион выкупил ее и отпустил на свободу. Арион вручил ей туго набитый кошелек и сказал: "Иди куда хочешь". Но куда она могла пойти? Что она умела делать? Ей было невыносимо слышать, как шумит цирк во время игр. Ей была невыносима мысль о гладиаторских школах. Что ей оставалось делать? Превратиться одновременно и в сутенера и в шлюху? Она начала таскаться за Арионом, любя его.