Под ногой Соленого хрустнула ветка, и тут же из-под крыльца с оглушительным лаем выскочила крупная, дымчатой масти лайка. Она неслась в сторону Соленого с явным намерением разорвать его на части. Тот остановился и, расставив широко ноги, передернул затвор автомата. Он готов был уже нажать на спусковой крючок, когда на крыльце домика появился бородатый человек и басовито крикнул:
– Урман! Ко мне!
Пес встал как вкопанный и, злобно рыкнув, повернул обратно. Опустив ствол, Соленый шагнул к избушке. В руках бородача тоже было оружие – охотничий карабин. Завидев Соленого, человек и не подумал стрелять.
– Утро доброе, хозяин! – поприветствовал его беглый зек.
– Здравкуй, каторжанин! – ответил бородатый. – Коли с миром, ходи сюды.
– С миром, – ответил Соленый и приблизился.
Узнать в Соленом беглого зека особого труда не представляло. Черные ватники вольные люди здесь не носят.
Пес продолжал ворчать, шерсть у него на холке встала дыбом. Хозяин поглаживал его, стараясь успокоить.
– Дашь водицы? – спросил Соленый.
– Проходь, напейся, – ответил бородач, пропуская его в избу. Урман изловчился и хватанул-таки нежданного гостя за голенище кирзового сапога.
– Тить мне! – прикрикнул на него хозяин и вновь загнал под крыльцо.
Усадив Соленого на широкую дубовую лавку, бородач стал накрывать на стол. Шмат сала, неочищенную вяленую тушку горбуши, алюминиевую миску с вареной красной икрой. Эмалированный бидон с самогоном – само собой!
– Хлеба нема, – угрюмо сказал хозяин.
– Без хлеба сойдет, – ответил Соленый, присаживаясь ближе.
Ели молча, следуя непреложному закону тайги: пришлого сначала кормят, а уж потом пристают с расспросами. Выпив добрые две кружки крепчайшего мутного самогона и вычистив деревянной ложкой миску с икрой, Соленый насытился. Хозяин лишь пригубил из своей кружки и символически закусил ломтиком сала, который отрезал здоровенным ножом.
– Чаво побёг-то? – задал первый вопрос бородач.
– Да там, знаешь, не сахар…
– Знаю, – насупился бородач. – Поболе твово знаю. Сам красненькую[21] тянул от звонка до звонка. Берия, сука лупатая.
– Враг народа, что ли? – Соленый посмотрел на него с интересом.
– А чаво, не кажусь?
– Не похож.
– Чем жа?
– Говоришь по-местному. Политики все городские, грамотные.
– А я не городской. С Горошинского лагеря политик сбёг. Перад самой войной было. А я тамо-тить жил аккурат неподалеку, на хуторе. Ну дык, значица, укрыл я его. А чекисты стукали чераз месяц. И его заарестовалы, и меня до кучи. Вот в Соловецкий монастырь и угодил. Патома вышел и сюды Подался. Домишку срубил. С тех пор и живу тута один бобылем.