Когда наконец улицы расчистили от снега, Джэсон поднялся к горе Ноннберг, но дом Констанцы казался необитаемым. Почти у всех домов сугробы были расчищены, и лишь этот дом возвышался серым призраком, отгородившись от всего света снежной стеной.
– Что же нам делать? – спрашивала Дебора.
– Я продолжу записи в дневнике, – ответил Джэсон.
– Это опасно. Если его обнаружат, тебе грозит тюрьма.
– А что если мне изменит память?
– Тогда хотя бы упрячь их в надежное место.
– Я сделаю это ради тебя, – пообещал он и молча принялся разбирать бумаги, кипа которых росла с каждым днем.
Закончив, он аккуратно спрятал записи в подкладке своего бархатного жилета.
Спустя три недели после визита к Наннерль они наконец кинули Зальцбург. Рааб советовал им подождать до весны, предупреждал, что дорога до Линца может оказаться непроезжей, – ни один дилижанс из Линца до сих пор не добрался до Зальцбурга. Но Джэсон с Деборой понимали, что дальнейшее промедление может оказаться опаснее любых превратностей, подстерегающих их в дороге.
Третьего февраля 1825 года они въехали наконец в Вену, Дебора мечтала только об одном: поскорее добраться до квартиры на Петерплац, где их ждал отдых в уютных теплых комнатах.
Но у городских ворот их задержали: таможенный чиновник, взглянув на их бумаги, подозвал главного полицейского инспектора, и тот предложил Джэсону и Деборе выйти из кареты.
– У вас просрочены визы.
– Мы задержались из-за непогоды, – принялся объяснять Джэсон.
– На целый месяц? Это не причина. На ваших визах стоит: «Политически ненадежны». Тут все объяснения бесполезны
Чиновники приступили к обыску, но ничего не обнаружили; Джэсон надежно припрятал бумаги.
– Что ж, тем лучше для вас, – проворчал инспектор. – Но это еще не все.
Инспектор вызвал солдат, и они окружили карету. Подобного унижения Дебора еще никогда не испытывала, но ее протесты остались без внимания. Джэсон в бессильной ярости наблюдал за происходящим.
Окруженная солдатами, карета двинулась по дороге к тюрьме. Миновав Грабен, они свернули в узкий переулок, и Джэсон отметил, что тюрьма находится в том же доме, что и полицейское управление. Их провели в подвальную камеру. Они почти касались головой потолка этой тесной комнатушки, освещаемой лишь пламенем свечи; стол и скамья составляли всю ее обстановку.
Когда свеча угасла, и они очутились в полной темноте, Джэсон, ухватившись за прутья решетки, начал звать на помощь.
К окну подошел тюремщик. У Джэсона от отчаяния перехватило горло.
– Я бы хотел переговорить с господином Губером.
– С кем? – тюремщик насторожился.