— Я видел, что они с тобой сделали, — сказал новый мальчик. — Эти парни — форменные уроды. Они со мной в одной школе учатся. Ральф Эрнандес и Пит Бонди. Если с ними водиться, всегда влипнешь в какую-нибудь историю.
К этому времени мальчик просунул голову под куст уже достаточно далеко, чтобы Мистер Зельц смог различить его черты и осознать, что имеет дело не со своим мучителем: перед ним было лицо мальчика-китайца десяти или двенадцати лет, и в то первое мгновение Мистер Зельц почувствовал, что это — одно из прекраснейших человеческих лиц, какое он когда-либо видел. И тут же все только что выработанные принципы и программы вылетели из его головы: этот ребенок не мог причинить ему никакого вреда, а если Мистер Зельц ошибся и на сей раз, то ему остается только вывернуть шкуру наизнанку и провести остаток дней дикобразом.
— Меня зовут Генри, — сказал мальчик. — Генри Чоу. А тебя как звать?
«Ха, — подумал Мистер Зельц. — Умный маленький мальчик, каким, интересно, образом я должен тебе ответить на этот вопрос?»
Но поскольку от исхода этого разговора зависело очень многое, он решил все же попытаться. По-прежнему лежа брюхом на подстилке из веток и опавших листьев, он поднял голову и тявкнул отрывисто три раза: ав! ав! ав! Ему удалось идеально передать анапест собственного имени, придав каждому слогу верную длительность, силу и ударение; он извлек из слов «Мистер Зельц» их фонетическую сущность, выраженную музыкальной фразой.
— Хороший песик! — заметил юный Генри, дружелюбно протягивая к нему правую руку. — Сообразительный.
Мистер Зельц тявкнул еще раз в знак согласия, а затем принялся лизать ладонь Генри. Постепенно мальчик выманил его наружу из укрытия и, как только Мистер Зельц полностью выполз из-под куста, уселся рядом с ним и принялся гладить его и целовать в морду, выбирая из шкуры сухие листья и репьи.
Так началась достойная подражания дружба между мальчиком и собакой. В возрасте у них было всего три с половиной года разницы, но мальчик был юн, а пес — стар, и именно поэтому каждый мог дать другому то, чего сам не имел. Мистер Зельц узнал от Генри, что любовь не поддается количественному измерению. Любовь всегда где-то есть, и если ты потерял одну, это вовсе не значит, что нельзя найти другую. Для Генри — единственного ребенка в семье, родители которого все время были заняты работой и постоянно отказывали ему в просьбах завести домашнее животное, — Мистер Зельц был послан небом в ответ на все его молитвы.
Но при всем при этом союз их с самого начала оказался под угрозой. Как только Генри заговорил об отце, Мистер Зельц понял, что ставка на мальчика не столь однозначно выигрышная, как он сперва подумал. Они медленно брели по улице к дому, где жила семья Чоу, и Генри описывал по дороге трудности, с которыми им предстоит столкнуться. По мере этого рассказа Мистер Зельц почувствовал сначала легкое беспокойство, затем — страх и, наконец, откровенный ужас. Уже то, что отец Генри не любит собак и в дом Мистеру Зельцу путь будет заказан, было неприятно само по себе, но еще хуже было то, что само существование Мистера Зельца придется держать в секрете… Если отец Генри почует собачий дух в своем доме, он накажет сына так, что тот пожалеет, что родился на свет. Вдобавок мистер Чоу-старший жил и работал в одном и том же здании, и было по меньшей мере самонадеянным предполагать, что рано или поздно он не обнаружит собаку. Семья занимала второй этаж, а семейное предприятие располагалось на первом, так что отец Генри с утра до ночи вертелся где-нибудь поблизости.