– Получилось неплохо, – похвалила Маша. – Подумайте о карьере актера...
Я с удовольствием еще немного поболтал бы со звездой галоэкрана, но Джана уже нетерпеливо тянула к выходу.
Лиссабон – это Португалия. Москва – это Россия. Париж – это Франция. Нью-Йорк – это Нью-Йорк. У этого города нет национальности. Он всегда сам по себе. Он весь, словно человеческое тело нервами, покрыт сетью электропроводов. Огни реклам и работу миллионов лифтов поддерживает компьютер. Искусственный мозг мигает светофорами и выписывает штрафы за неправильную парковку. Этому городу не нужны люди. Если бы их не было, механизмы изнашивались меньше.
Я вырос и всю жизнь прожил в более очеловеченной Европе, поэтому искренне удивился, когда в ответ на предложение сесть за пульт управления гравикаром Джана равнодушно бросила: «А какая разница?»
Тем не менее, позволила усесться на левое кресло и надавить на кнопку запускающую двигатель.
– Конечная цель путешествия? – мелодично поинтересовался компьютер. Джана назвала адрес, и машина тихонько тронулась с места. На попытки взять управление на себя кар больше не реагировал.
– Что ты делаешь? – высокомерно, с изрядной долей раздражения, осведомилась Джана.
– Пытаюсь управлять, – чистосердечно признался я.
– В этом мире, солдат, – вдруг заявила девушка, – управляют только такие, как мы. Как я.
– Чем же мы отличаемся? – не совсем понимая о чем идет речь, спросил я.
– Я, мы, богаты и умны. А вы, мистер... как вас там... Должны работать и умирать за нас.
– Почему это? – я совсем растерялся. Тем более что ко мне ее речи вовсе не могли относиться.
– Не задавай глупых вопросов, солдат. Иначе прослывешь коммунистом... И Диксон прав. Будь добр, обращаться ко мне на вы!
О, моя мечта! Мой розовый домик, куча детишек в кружевных пеленках, золотистые локоны вечно улыбающейся жены, лопнули, как мыльный пузырь, натолкнувшись на колючку высокомерности принцессы овсяных хлопьев. Поколения гордых командоров собрались в сердце толпой и, размахивая мечами, требовали крови. Я мог просто задушить эту смазливую девку, но физическое насилие не могло компенсировать потерю мечты.
– Останови, я выхожу, – скомандовал я машине.
– Куда это ты собрался? Я только – только начала развлекаться... – встряла Джана.
– Пришла пора и мне развлечься, – мило усмехнувшись, сообщил я. – Советую тебе умерить свой овсяной аристократизм! И впредь сначала интересоваться человеком, а уж потом заявлять о превосходстве...
Тем временем гравикар успел причалить к платформе седьмого уровня, и я смог выйти. Но девушка не думала так быстро оставлять меня в покое. Она прямо из салона вызвала полицию и заявила, что я пытался ее изнасиловать. Пять минут спустя я уже был арестован, а еще через три копы, под ядовитое шипение светской стервы, отдали мне честь, и убрались.