Малахов наклонился к столу, прищурил глаз и щелчком послал пачку через всю комнату – три на четыре метра – в корзину для мусора. Не попал. Он крякнул, вышел из-за стола и, подняв пачку, кинул ее в корзину. (На службе Малахов слыл аккуратистом – ни тебе гор смятых и несмятых бумаг, ни переполненных пепельниц. Однако никто не видел его холостяцкой берлоги или его кабинета во время ночных дежурств.),
Он снова сел за стол и побарабанил пальцами по обложке дела с жирным грифом «Совершенно Секретно». Первое время работы в комиссии ЧП (ее чуть было не обозвали сдуру Государственной, но опомнились – больно уж скользкой и достопамятной аббревиатура получается) его тошнило от обилия этих грифов. «Даже писсуары – и те секретные», – язвил он. Потом привык.
В дверь коротко стукнули.
– Да, – недовольно произнес Малахов. Щверь приоткрылась, и в щель просунулась голова старшего лейтенанта Родионова – однокурсника Малахова.
– Вить, если не в напряг, дай пачку сигарет, а то до получки – три дня, бабок нет.
Малахов глянул исподлобья на Родионова, полез в стол и вынул десятитысячную бумажку – последнюю свою заначку. Положил на дальний край стола.
– Сходи и купи: «Соверен», «Аполло» или что-нибудь типа того. Не вздумай брать «Лазер» или всякие «Магны» с «Бондами». Тринадцать сигарет твои.
Родионов вошел, взял деньги, и. взглянув на снежные заверти за окном, зябко поежился.
– Витька, ты же у нас сегодня самый главный человек во всем Северо-Западе. Вызови для меня тачку, а? Ведь тоскливо же по такой погодке ногами топать!
– Тоскливо, – согласился Малахов, открывая сейф и убирая дело. Умолк. Пауза затянулась.
– Ну? – не выдержал Родионов.
– Но придется. Мне, случись что, на помеле прикажешь лететь?
– Ни черта в этой погоде не понимаю, – продолжал настырный Родионов. – Шестнадцатое октября, а метет, как на Рождество. С ума природа сошла, что ли?
– Именно, – вздохнул Малахов, – именно сошла. Топай.
Родионов понял, что измором Малахова не взять – слишком погружен в свои мысли.
– Значит, не дашь? – спросил он. Малахов отрицательно мотнул головой.
– Ну и засранец же вы, кэптэн.
– Идите в жопу, старший лейтенант, – веско и негромко ответил Малахов.
Родионов вышел, а Малахов встал и подошел к окну. Невидящими глазами глядел он на разыгравшуюся пургу и перелистывал в памяти материалы дела, пытаясь найти хоть одну зацепку. Их не было. Ни одной. Или…
Капитан Виктор Николаевич Малахов мог бы гордиться своим коротким, но емким послужным списком. Первый дан дзю-дзюцу в девятнадцать лет, юрфак с отличием, работа в городской прокуратуре, несколько сложнейших дел. После четырех лет работы следователем прокуратуры – годичная переподготовка, звание старлея и работа в Комиссии ЧП. Через год – выполнение особо важного задания, которое не сорвалось только «благодаря инициативности, высокой степени выучки и личному мужеству старшего лейтенанта Малахова», как было записано в приказе о награждении. Орден, очередная звездочка на погоны. Ну и плюс ко всему – три месяца в госпитале с множественными переломами ног и тяжелым сотрясением мозга.