Я видел ее глаза раза три, и каждый раз они были иными. Все так же бесцветны, но бесцветны всякий раз по-иному, неуловимо изменяя оттенок. И еще – в эти глаза смотреть страшно. Именно из-за той запредельности, о которой я уже сказал. Наверное, так и выглядели долгожители-эльфы, буде они существовали. Не знаю. Может, эти самые эльфы, сиды, Aen seidhe – или как их там еще? – существуют и доныне. Не знаю.
Зато я знаю другое. Я знаю, что будет делать эта женщина до рассвета. Упаси меня боже, я уже не в том возрасте, да и не так воспитан, чтобы лазать вокруг дома и подглядывать в окна. Нет, я просто знаю. Не спрашивайте – откуда, все равно не смогу ответить. Может быть, мне все это приснилось, может – прорезался дар ясновидения. А может, я это и придумал. Но все-таки, думаю, что знаю.
Сначала она медленно обойдет пустые комнаты, осторожно касаясь вещей, и только потом зажжет свет – тусклую маленькую настольную лампу – в большой комнате с камином. Да-да, обойдет весь дом в потемках, ни разу не запнувшись и не наткнувшись ни на что, безошибочно дотрагиваясь до того, чего ей хочется коснуться. А потом разожжет камин, нащепав лучины острым узким ножом, который извлечет из хитрых ножен, пристегнутых к предплечью. Сядет в мягкое кресло у огня, откроет бутылку настоящего «Киндзмараули» – всегда только «Киндзмараули» – и медленно выпьет первый бокал. В ее действиях прослеживается некая ритуальность.
Потом она встанет и вытащит из тайничка за дымоходом камина небольшую – шесть на восемь – черно-белую нечеткую фотографию, явно переснятую и увеличенную с еще меньшей. Наверняка фотографию со служебного удостоверения прежнего хозяина этого дома. Она прислонит фотокарточку ко второму – пустому – фужеру, нальет себе вина и будет долго, до самого утра разговаривать с ней. Или с ним – ведь как на это поглядеть. Говорить на незнакомом гортанном, но в то же время очень певучем языке. А по прекрасному лицу будут струиться слезы. Но боли в ее глазах уже не будет. Она на время уйдет, растворившись в слезах и словах.
Уйдет она до рассвета, спрятав фотокарточку и тщательно заперев дверь. Снова скрипнет снежок под ее быстрыми ногами, обутыми в узкие полусапожки на низком каблуке. Пискнет отключенная сигнализация «Опеля», хлопнет дверца, и заурчит мотор. Она уедет – куда?
А я, сидя на окне своей комнаты, буду долго смотреть ей вслед. Я уже давно наблюдаю за ней, просиживая эти ночи на подоконнике и потягивая портвейн к великому неудовольствию моей любезной супруги. Но – увы мне – я стал просто одержим, к тому же окна левого крыла общежития № 16, «семейки» в просторечии, выходят именно на этот проулок.