– Нет, это не то. Я говорю о смертельных врагах, кто ежечасно желает смерти господину барону.
– Да что ты! – кормилица взмахнула руками. И вдруг обмерла: – Уж не хочешь ли ты сказать…
– …что такой человек есть. И эта болезнь – убийство барона Яссона, только не явное, скрытое.
Женщина в ужасе прижала ладонь к губам, будто заглушая крик, замотала головой:
– О, нет!
– Паника – плохой помощник. Вы же не впадаете в панику при мигрени, но любая болезнь разрушает человека, медленно убивает его. Мне надо, чтобы вы были спокойны. Будем бороться за вашего господина.
– Кто!? – Лигита схватила Адоню за руку. – Ты знаешь имя?
– Еще нет… Я предполагаю, но вслух этого имени я не произнесу.
– Хорошо, ты лучше знаешь, как и что надо делать. Только не оставляй нас, будь терпелива, а я помогу тебе. Я чувствую вину перед тобой – не по-доброму тебя здесь встретили. Послали за тобой по моей просьбе, я и встретить должна была, не держать в неведении. Поверь, не от спесивости я не вышла встретить тебя, пойми меня, неразумную. Я ведь до последнего часа надежду лелеяла, что не понадобится твоя помощь…
– Не винитесь, матушка Лигита, – улыбнулась Адоня, – обижаться я и не думала. Я понимаю ваши чувства: сердце ваше полно любовью к господину барону, и это хорошо, ему сейчас, как никогда надо, чтобы его искренне и бескорыстно любили.
– Спасибо тебе, добрая девушка, до конца жизни молиться за тебя буду, только помоги ему.
– А вот об этом и просить меня не надо.
– Но скажи мне искренне, как сама думаешь – он выздоровеет? Ты сможешь?
– Да разве сегодняшняя ночь не пример? Гоните прочь все черные мысли, верьте, молитесь и любите его. Вы должны верить, матушка Лигита, это очень важно.
– Я верю тебя. Сегодня и вправду был пример – ты одна смогла помочь господину барону. И я всем сердцем на твоей стороне. Ступай пока к себе. Я навещу моего господина и попытаюсь проникнуть в его намерения. Потом я приду к тебе.
Консэль поджидал Адоню.
– Что госпожа Лигита? – поспешил он задать вопрос.
– Матушка Лигита отправилась на разведку. А мне велено идти к себе и ждать донесений. На войне, как на войне.
– Ты раздражена? Не сердись.
– Да я не сержусь, – вздохнула Адоня. Вдруг обернулась к нему: – Консэль, а ты веришь в ведовство? Или тебе тоже легче закрыть глаза на безобразное и, зажмурившись, уверять всех, что безобразное – ложь, ничего такого в природе не существует?
– Я верю, – просто сказал старик. – Я слишком долго жил и много чего повидал. Но такого все же видеть не доводилось. Скажи мне, что там было… ночью?
– Бой за жизнь господина барона.