Две недели в другом городе (Шоу) - страница 245

Все сидевшие за столом были счастливы, каждый по своей причине; было произнесено много тостов и выпито изрядное количество бутылок. Берта Холт была счастлива, потому что она отыскала в Неаполе женщину, собиравшуюся через две недели родить своего седьмого ребенка, которого она отдавала для усыновления Холтам, поскольку они с мужем с трудом прокармливали шестерых детей.

Сэм Холт был счастлив оттого, что была счастлива его жена, а еще потому, что Делани позвонил ему из больницы и сказал о своем уговоре с Джеком; теперь для Сэма открывались новые возможности законного сокращения суммы налога.

Тачино был счастлив, потому что он прочитал сценарий Брезача, а еще потому, что Холт подтвердил свое намерение создать кинокомпанию; теперь Тачино был спасен на ближайшие три года от банкротства. Расчетливый итальянец был все же оптимистом, он любил начало всякого дела больше, чем середину или конец; его глаза весь вечер сияли за стеклами очков, он называл Брезача «наш юный гений» и поднимал бокал за те состояния, которые они сколотят благодаря их новому идеальному союзу.

Тассети отсутствовал, но Джек знал, что он тоже был счастлив, потому что в этот вечер Тассети не приходилось слушать болтовню Тачино.

Барзелли была счастлива, потому что у нее сегодня был выходной, и она воспользовалась им, чтобы отоспаться; она выглядела отдохнувшей, красивой и чувствовала, что каждый мужчина, находящийся в зале, хочет ее. За исключением одного-двух человек это было, вероятно, правдой. Она сидела возле Брезача и в промежутках между гостами серьезно беседовала с ним.

Макс был счастлив, потому что он находился рядом с Брезачем и перед ними стояли тарелки, полные пищи.

Брезач был счастлив, потому что он был пьян и не слышал того, что говорила чуть ранее Вероника Джеку. Если бы он не был пьян, у него нашлось бы в этот вечер множество других существенных причин быть счастливым.

Джек видел их всех необычайно отчетливо благодаря шампанскому и мартини, он радовался тому, что они счастливы, и жалел о скоротечности их счастья; в этот вечер ему было ведомо прошлое и будущее каждого из них. Сам он не был счастлив или несчастен. В его душе установилось равновесие. Мартини и шампанское заливали ее своим холодным светом, и он с беспристрастностью электронного прибора изучал то, что в ней происходило. Замерзший под этим ледяным сиянием, он видел себя в объятиях Вероники, не знающего, что ему сказать – «уходи» или «останься», поскольку и то, и другое слово не сулили счастья. Слишком благоразумный и ответственный, чтобы ухватить радость, отказ от которой мучил его, слишком чувственный, чтобы поздравить себя с тем, что ему удалось вырваться из паутины лжи и предательств, которая стала бы платой за эту радость, он представлял собой любопытный образчик современного человека, постоянно разрывающегося на части.