Джукс коснулся пряжки ремня.
– Если б я покупал шоколадные батончики, то мне пришлось бы менять весь гардероб.
– Они стоят сорок центов. Некоторые можно купить за тридцать пять. А я по-прежнему получаю пятицентовик за слово. Но оставим шоколадные батончики.
– Я не возражаю.
– Давай поговорим о журнале. Когда ты купил "Повешенного на нитке", сколько стоил журнал в газетном киоске?
– Кажется, тридцать пять центов.
– Ты ошибаешься. Двадцать два. До тридцати пяти он дорос через шесть месяцев. Потом до пятидесяти, шестидесяти, семидесяти пяти. А сколько он стоит сейчас?
– Доллар.
– А ты по-прежнему платишь авторам пять центов за слово. Есть ли у тебя совесть, Уоррен?
Джукс тяжело вздохнул, оперся локтями о стол, сложил ладони домиком.
– Джим, ты кое о чем забываешь. Журнал сейчас приносит не больше прибыли, чем двадцать лет тому назад. Честно говоря, даже меньше. Ты что-нибудь знаешь о том, как изменились цены на бумагу? Если сравнивать бумагу с шоколадными батончиками, то можно сказать, что цена на них осталась прежней. Я бы мог часами говорить о ценах на бумагу. А типографские услуги? Расходы на перевозку? Другие расходы, слушать о которых тебе неинтересно. Ты видишь, что один экземпляр стоит целый бакс, и думаешь, что мы купаемся в деньгах, но на самом деле это не так. Двадцать лет тому назад мы чувствовали себя гораздо увереннее. Все наши расходы свечой взлетели вверх.
– Но в одном, самом главном, они остались неизменными.
– О чем ты?
– О деньгах, которые ты платишь за содержимое журнала. О том, что покупают у тебя читатели. О рассказах. Сюжетах и персонажах. Прозе и диалогах. Словах. За них ты платишь столько же, что и двадцать лет тому назад. Эта статья расходов не изменилась ни на цент.
Джукс разобрал трубку, начал прочищать ее ершиком. Треватен заговорил о своих расходах: плата за квартиру, продукты… А когда замолчал, чтобы перевести дыхание, голос подал Джукс.
– Спрос и предложение, Джим.
– Что, что?
– Я говорю, спрос и предложение. Ты думаешь, мне сложно набрать материал для журнала по пять центов за слово? Видишь вот эту груду рукописей. Это сегодняшняя почта. Девять из десяти рассказов написаны новичками, которые готовы отказаться от гонорара, лишь бы я напечатал их творение. Остальные десять процентов – рассказы профессионалов, но и они счастливы, когда я посылаю им чек, из расчета пятицентовик за слово, а не возвращаю рукопись. Ты знаешь, я покупаю все, что ты нам приносишь, Джим. Мне нравятся твои рассказы, но это не единственная причина. Ты работаешь с нами двадцать лет, а мы всегда рады давним друзьям. Но ты хочешь, чтобы я поднял тебе ставку, а вот это невозможно. Мы никому не платим больше пяти центов за слово. Во-первых, мы не можем увеличивать расходы, а во-вторых, у нас нет необходимости платить авторам больше. Так что мне проще вернуть тебе рукопись, но не поднимать ставку. Сам понимаешь, выбора у меня нет.