Потом он увидел Липку. Он узнал ее не сразу, поразившись тому, как же она изменилась. Девушка была в платье, которое много лет хранилось в ларе, и сама Липка уже не верила, что когда-нибудь его наденет. Покойная Ясениха, когда-то долгими вечерами вышивавшая это платье, порадовалась бы сейчас тому, как хороша в этом платье ее дочь. Простая туника из тонкого льна была покрыта искусной вышивкой по рукавам, груди и подолу. Красный узор вышивки по белому льну красиво дополнялся голубой шелковой лентой, которой Липка повязала волосы на лбу. Девушка в этом наряде казалась изящной, свежей и прекрасной, как светлое летнее утро, которое Хейдин увидел во сне. И еще – девушка пела. Песня была протяжная мелодичная, и синие глаза Липки были полны какой-то светлой грусти. Тут она заметила, что Хейдин проснулся и наблюдает за ней, и всплеснула руками.
– Проснулся! – обрадованно воскликнула она. – Спал-то как младенец.
– Ты прекрасно поешь, – сказал Хейдин. – Если правду говорят, что в Руанайте солнечные духи услаждают слух праведников своим пением, то я уже при жизни там побывал. Твоя песня очень красивая. И платье на тебе необыкновенное.
– Мамка на свадьбу себе шила, – сказала Липка. – Красивое?
– Ты красивая, – сказал Хейдин.
– Ну ты, видать, поправился совсем! – фыркнула Липка. – Пока ты спал, Додоль приходил, тот вчерашний, с большим носом, принес нам припасы; куль ржаной муки, соли, сала свиного и половину бараньей туши. А я вот пироги печь затеяла.
– Пахнет хорошо. Праздник какой, что ли, что ты решила испечь пироги?
– Нет никакого праздника, – Липка покраснела, перевела взгляд на лежавший перед ней на столе пласт теста. – Тебе есть нужно хорошо, чтобы сильным стать. Ты теперь наш защитник.
– А где Зарята?
– Пошел на баз за дровами.
– Снился он мне сегодня. Будто разговаривал я с ним. И знаешь, что он мне сказал?
– Что же?
– Что будет называть меня отцом, – сказал Хейдин. – А меня просил считать его моим сыном. Странный какой-то сок.
– Отчего же странный? – тихо ответила Липка. – Он мальчик, ему мужской руки не хватает. Скоро я его воспитывать сама не смогу.
– Такая девушка любого воспитает, – улыбнулся Хейдин.
Липка не успела ответить. В сенях что-то загремело: миг спустя в горницу в клубах пара ввалился Зарята без шапки и в расстегнутом полушубке.
– Папка проснулся! – закричал он и бросился к Хейдину.
Ортландец вздрогнул, когда руки мальчика сомкнулись у него на шее. Сердце заболело, будто открылась какая-то старая, не до конца зажившая рана. Это было странное чувство, которое Хейдину не с чем было сравнить. Он словно раскрыл объятия давно потерянной надежде, чему-то главному в жизни, что он уже давно отчаялся найти – и вдруг обрел нежданно-негаданно, в тот момент, когда меньше всего ожидал.