– Сейчас рухнет! – заорал кто-то диким голосом, и толпа откатилась. Кого-то придавили в свалке, но не до смерти.
Пожарные машины – целых четыре – прибыли только в двадцать минут одиннадцатого. Развернули рукава и ударили по стенам, по вырывающемуся сквозь трещины огню струями из брандспойтов. И пар, просто вал пара шарахнулся от стен стадиона. Машины не справлялись. Ближе подойти к чаше не было никакой возможности.
Еще через полчаса стали съезжаться машины из соседних городов и поселков, потом из области, потом из соседней, несколько раз вылили по тонне воды на пылающую чашу самолеты и вертолеты. Огонь, казалось, разгорался еще сильнее.
К шести утра стало ясно, что тушение займет много времени. Уже никто не надеялся найти хоть кого-то живого на стадионе, но все равно стояли, ждали чего-то. «Скорая помощь» уже увозила тех, кто обгорел или замерз вот здесь, перед стадионом.
Когда рассвело, полыхало еще вовсю. Пожарные машины стояли впритык друг к другу, струи воды, перелетая через бетонную стену стадиона, пропадали в языках пламени. Пар стоял широким столбом до самого неба.
Скоро прибыл самолет МЧС. Командование на себя взял молодой парень в оранжевой куртке, который координировал действия пожарных. Теперь дело пошло лучше.
Организовали пункты помощи тем, кто так и не уходил с места пожара. Здесь поили горячим чаем с коньяком, давали горячий суп, одеяла.
Одна женщина умерла от сердечного приступа. Кто-то сказал, что у нее на пожаре погибли муж и два сына.
В этот день город не работал и не учился. Все, кто мог, собрались вокруг стадиона. Почти не говорили, только иногда вполголоса сообщали новости: наконец отвоевана у огня северная трибуна… восточная…
Пожар погасили только в десять часов вечера. С его начала прошли почти сутки.
Живых обнаружить не удалось.
Милицейский «козлик» вздрагивал на ухабах. Грязнов напрасно пытался комфортно расположить свое слегка расползшееся за последние годы тело на предмет вздремнуть. Казалось, временами, на ровных участках пути легкий сон уже начинал кружить голову, но тут же неуклюжая рытвина подбрасывала машину, заставляя Грязнова недовольно ворочаться. Наконец отчаявшись скоротать дорогу сном, Грязнов, не выпуская сигареты изо рта, посмотрел на Матвеева, крутившего баранку.
– Слушай, Матвеев, что ты за дрянь такую куришь? Вот вонь-то.
– А что, Вячеслав Иванович, «Космосочек». Хорошие сигареты в свое время были.
– Помню, помню. Семьдесят копеек, светлой памяти. Просто уж дух мерзкий больно.
– Так вы окошко-то откройте.
– Ага, уморить меня хочешь. Кашляю я, Матвеев, вот что.