–Привет, голубка.
–Привет, Байрон.
Он всегда говорил, будто только что сошел с экрана старого доброго британского фильма: все у него «ласковый мой» да «голубка». Он ко всем так обращался, ничего личного. Он перекинул полотенце через спинку кушетки возле меня. Внезапно меня окатило дождем денег.
–Удачная ночь, - констатировал Натаниэл.
Байрон кивнул и стал вынимать деньги из своих стрингов.
–Жан-Клод воспользовался своим сказочным, неземным голосом во время моего выступления. Голубки так и кинулись на меня после этого. - Он стянул с себя стринги, и несколько купюр порхнули на пол. Я обычно возражаю против того, чтобы кто-нибудь оголялся в моем присутствии, но все они были стриптизерами, и через некоторое время вы либо начинаете привыкать, либо просто валите из клуба. Нагота для танцоров значила совершенно иное, чем для простого обывателя. Стриптиз - иллюзия, что клиенты могут получить то, чего хотят - секс, но это не реальность. Мне потребовалось время, чтобы до меня это дошло.
Байрон взял полотенце, чтобы промокнуть пот со своего тела. Он вздрогнул и повернулся, показав кровавые царапины на своих ягодицах.
–Вцепилась в мою задницу в самом конце выступления.
–Пытался скрыться с места преступления, или она заплатила тебе за это? - спросил Натаниэл.
–Пытался скрыться с места преступления.
Я должно быть выглядела удивленной, потому что Натаниэл взялся объяснять.
–«Пытаться скрыться с места преступления» - значит клиент пытался зайти дальше, чем ему бы полагалось, например, запустил руку, куда не следовало, или оставил следы на коже без дополнительной оплаты, и мы его поймали на этом.
–О… - выдохнула я, потому что не знала, что еще могла бы сказать. Я не любила, чтобы посторонние ощупывали моих бойфрендов. Это был еще один мой пунктик.
–Вечерняя звезда, как вестник любви, сидит предо мной и даже не в силах улыбкой меня одарить… - поприветствовал меня Реквием. Обычно он говорил не так, но это все равно было в его стиле. Он назвал меня «вечерней звездой».
–Знаешь, я узнала эту цитату. Это Потерянный рай Джона Милтона. Я не уверена, но мне кажется, ты нашел новый способ жаловаться.
Он скользнул ко мне, удостоверившись, что плащ прикрывает все, кроме овала лица, украшенного вандейковской бородкой. Единственным цветным пятном были его глаза: насыщенный, глубокий синий цвет, самый синий, какой я когда-либо видела.
–Я знаю, что я твой, Анита.
–И что? - спросила я.
–Я - пища. - Он склонился надо мной, и я постаралась повернуть голову так, чтобы он поцеловал меня в щеку, а не в губы, как собирался. Он не стал спорить, но поцелуй был пустым, нейтральным, таким поцелуем можно целовать и тетю. Но я хотя бы удостоверилась, что не больше. Я отвернулась, пытаясь понять, почему он так спокойно отреагировал на мой отказ и не попытался поцеловать меня по-настоящему? Я не хотела привязывать его сильнее, чем уже есть, почему же меня так беспокоил это поцелуй? Бог свидетель, я не знала. Я выходила из себя, когда Натаниэл требовал от меня большего, и меня дико раздражало, что Реквием напротив не требует ничего. Меня самое это очень смущало.