Конечно, Варфоломей был большой полководец. Но положение на фронтах...
Почему-то именно великим людям мы не позволяем предаться слабости, впасть в отчаяние. А это ведь тоже право! Отказывая им в этом самом нищем праве, мы не замечаем, что отказываем им в уме и человечности, а потом сами же страдаем, имея с этим дело. Надо полагать, что у великих и отчаяние великое, и слабость безмерна. Ибо где залог победы, как не на дне этой пропасти? Мы полагаем, что Наполеон проигрывает какую-нибудь свою единственную битву, потому что у него был насморк. Но мы не можем предположить, отчего у него этот насморк случился...
Все затмевал страх за Варфушеньку. Не больно ли много набежало беды на несчастного короля? Он, который возводил горы, стирал острова и насаждал звезды,- он всего лишь несчастный сын и несчастный отец, не больше нашего... Отчаяние, охватившее короля Варфоломея, трудно и отчаянием назвать - оно безмерно. И мокрый дождь со снегом сечет в лицо, и во всем теле мерзкий голодный предгриппозный озноб. Все смешалось в его голове: микро и макро. Варфушенька-елка, Вор-Адамс, хирург-каталка, черт-нечерт...
Как он так обсчитался! Думал, что завтра все успеет, и вдруг сегодня оказалось вчера. И этого только ему и не хватало.
А нет ни елки, ни каталки, ни тем более хирурга. И что с Варфушей-младшеньким? Ужасы рисовались бедному Варфоломею в виде мчащейся галопом герцогини с обескровленным Варфушенькой на руках. Что там? рука, нога? глаз, не дай Господи? Ухо? Ухо несколько успокоило несчастного короля: без уха и прожить можно. "Форцепс! - вдруг осенило, Варфоломея.- Ну, конечно же, Форцепс! Как он мог забыть..." Форцепса, гениального Форцепса, который славился на весь мир тем, что пришивал оторванные пальцы, руки, ноги, не то что уши... Он тут же бросился к телефону-автомату, и Форцепс был дома, и как же обрадовался ему Форцепс! Варфоломей должен был немедленно быть к нему... уши, пальцы - это все пустяки! В целлулоидовый мешочек и в холодильник - завтра все пришьем... это вам все страшно, а нам, врачам, не страшно... страшно это только, когда нож из сердца вынимать, если человек еще живой, а если труп, то уже не страшно... "Какой нож, какое сердце!" Варфоломей обмер и покрылся потом. "А помнишь, как мы плавали на "Кинг оф Самсинг"? Я тогда был скромным судовым врачом, подумать только! Да не беспокойся ты, все будет о'кей... Вспомни только, как мы с тобой всю судовую аптеку подчистую подмели! И я до конца плавания одним керосином всех лечил. И ведь ни одного члена команды за все плавание не потерял, и не болел ни один! Как огурчики сошли на берег! правда, несъедобные... Почему несъедобные, говоришь? Да керосином все воняли! - Форцепс хохотал.- Вали ко мне немедленно! какая еще матушка, что ты лепечешь... перелом? и ее поставим на ноги! завтра же и поставим... каталка? какая каталка... да у меня их тысячи, твоих колясок, бери любую! Что мне, такого дерьма для друга жалко? Слушай, не думал, что такая зануда! Будет тебе елка. Откуда? да у себя на участке срублю! да перестань ты - мой участок, что хочу, то и делаю..."