Оглядевшись по сторонам, маг скользнул в магазин и аккуратно прикрыл за собой дверь. Снова хрипло брякнул колокольчик, заставив ночного посетителя поморщиться. В лавке было темно, и в этой чёрно-сиреневой, мерцающей зеркалами темноте вырисовывались неясные очертания предлагаемого посетителям товара — трюмо, ширм и прочих женских радостей.
Торой постоял, дожидаясь, пока глаза окончательно свыкнутся с полумраком. Ему совершенно не улыбалось напороться в темноте на какое-нибудь зеркало и с грохотом его разбить, привлекая в лавку неизвестных злоумышленников. Однако внутренний голос заставлял торопиться. Вторженец медленно обходил творения мирарского зеркальщика и всё это время рядом с ним кралось отражение, то появляясь, то пропадая в сумеречных зеркалах. Торой старался не обращать на призрачную тень внимания, но получалось плохо — зеркала выныривали из темноты неожиданно, и также неожиданно в них появлялось отражение крадущегося чужака.
Со всем возможным хладнокровием игнорируя своего зеркального двойника, маг двинулся вглубь дома, без приключений миновал многочисленные гигантские образцы (предназначенные видимо для бальных зал или дамских будуаров), удачно обогнул витрину, с выставленным в ней многочисленным товаром, а затем и стойку, за которой зеркальщик принимал заказы.
Аккурат за стойкой обнаружилась неприметная низенькая дверь, разделявшая по всей вероятности магазин и жилую часть дома. Торой без колебаний толкнул её и, зажмурившись, замер на пороге — таким ослепительным, после долгого блуждания впотьмах, показался свет двух масляных ламп. К счастью, маг быстро сообразил, что к чему, и нырнул в комнату, спешно захлопывая за собой дверь.
Покойчик, в котором он очутился, являлся, по всей видимости, крохотной гостиной, однако сейчас об этом было сложно судить наверняка. По комнате в беспорядке были разбросаны самые неожиданные вещи — бельё, одежда, разорванные книги, разбитые фарфоровые статуэтки… В густом ворсе красивого ковра похрустывали осколки опрокинутого трюмо. Несколько стульев валялись сломанными, словно кто-то в ярости разбил их об пол. Даже обивку небольшой кушетки и ту неизвестные злодеи зачем-то вспороли безо всякой жалости — наружу бесприютно торчали пружины и клочья соломы. А в центре комнаты, среди всего этого кавардака, раскинув руки, лежал на полу мастер-зеркальщик.
Старик был ещё жив и, увидев стоящего на пороге незнакомца, отчего-то улыбнулся блаженной, умиротворённой улыбкой. Торой опустился на колени рядом с распростёртым хозяином дома — в груди у зеркальщика, воткнутый по самую рукоять, торчал грубо сделанный нож. Кровь из раны сочилась медленно, словно нехотя, но было ясно — жить зеркальных дел мастеру осталось от силы несколько минут.