Но сегодня…
Что-то в этой элегантной и дерзкой крошке просто выводило его из себя. И она определенно могла бы быть повежливее.
Он встретил ее испуганный взгляд, и его улыбка стала шире, когда ее пальцы в бледно-зеленых перчатках коснулись его руки. Он обхватил ее руку своей. Очень крепко. И сильно дернул.
Она издала испуганный вопль. Он ухмылялся все шире, пока она летела над ним, опускаясь частично на него, частично в холодную воду.
— Боже мой, какой я болван! — пробормотал он, удерживаясь от смеха, пока она пыталась выпрямиться среди изобилия бархата и кружев своего платья. При этом она изгибалась, лежа на нем, и, к своему удивлению, он обнаружил, что остро ощущает ее физически — не просто как девушку, но как женщину.
Она лежала невероятно близко, и через преграды одежд между ними он мог ощущать длину ее ног, изгиб бедер. Он мог почувствовать кости корсета, а выше этой твердой темницы — мягкую полноту ее груди. Он заметил, как сладко она пахнет, словно лепестки цветка. Запах, казалось, был связан с чем-то очень естественным, и очень женственным, и абсолютно чувственным. Она заставила его думать о темноте, о жарком огне, пылающем в его крови. Несколько долгих секунд он был неподвижен, пойманный в капкан из своих ощущений, просто совершенно завороженный чем-то пьянящим и неотразимым в этой девушке. Возможно, в ее взгляде была невинность, возможно, нет. Он был изумлен своей реакцией на нее, раздражен, даже сердит на себя.
«Дурак! У тебя есть почти совершенная женщина, на которой ты готов жениться!» — напомнил он себе. Женщина, которая любила его, которая приходила к нему, которая наполняла его ночи.
И все же он неистово желал эту девушку, которой он едва коснулся. Подобного желания он никогда в жизни не испытывал. Это желание было вызвано медным пламенем ее волос, изумрудным блеском ее глаз. Ее тяжестью в его объятиях, ее грудью, колышащейся от сжигающего гнева.
Он сжал зубы, решив, что никаких чувств к ней не испытывает.
— О, вы, невежа-переросток! — воскликнула она, прилагая все усилия, чтобы сохранить равновесие, и пробуждая его от странного оцепенения.
Пальцы Пирса крепче обхватили ее руки. Глаза его искрились.
— О, Боже милостивый, да, девушка, я так сожалею! Конечно, это, в сущности, не моя вина, если вы не можете удержаться на ногах. Но позвольте теперь помочь вам! — явно пытаясь поднять ее, он столкнул ее с себя. Теперь она лежала в воде на спине, мокрая, ее шляпа с плюмажем поплыла по воде, темные волосы разметались.
— Как вы смеете! — взъярилась она, замахиваясь на него.