— Анна. Анна.
— Что?
— Это из-за Аннели? — спрашивает он. Ей приходится засмеяться.
— Нет.
— Из-за Натана?
— Нет. Я не знаю.
— Я знаю, ты о нем беспокоишься. — Он опирается на камень. — И о Мюриет, даже о маленькой Мюриет. Ты хороший человек, Анна. Слишком хороший для меня.
Его голос плывет. Слишком рано, вот-вот скажет он. Слишком поздно. Некоторое время оба молчат. Она чувствует его, знает, что он на нее смотрит, но не оборачивается. Глядит на чаек, далеко в море, их еле видно. Белые лохмотья жизни. Интересно, они до сих пор предсказывают дождь.
— Как мой сын?
— Хорошо.
— То есть?
— Она просила передать тебе, что у них все хорошо, — повторяет она, и накатывает волна облегчения, когда он вздрагивает.
Через секунду ворчит, одеревенело садится на корточки.
— Анна, как ты думаешь, почему я от них ушел?
— Сколько у меня попыток?
— Нет, правда. Почему я ушел?
— Чтобы юристы разрушили твою жизнь, а не их. — Она умолкает, надеясь, что он подтвердит. Но он так и сидит, пригнув голову, безмолвно, не отвечая.
— Тогда почему?
— Потому что Аннели меня прогнала.
— Она говорит, все было не так.
— Но это правда.
— Все равно — какая разница? — спрашивает она, и он пожимает плечами.
— Я думал, для нас есть разница, вот и все. Анна, я разведен. Аннели оставалась со мной ради Натана. Теперь все кончено, и все всё знают. Даже Натан знает. Я ушел, потому что она велела мне уйти. Я не могу вернуться к ним, потому что она меня не примет.
Она отворачивается, задумывается. Вспоминает предложение Аннели. Можете его забрать, если хотите. Солнце потускнело за тучей. Ей кажется, воздух холоднее с каждым вдохом.
— Я не знала.
— Да.
— Но ты же можешь видеться с Натаном, — говорит она, и он горлом вздыхает, аххххх, эхо Майкла, изумленное, отчаянное омерзение.
— Правда? Если бы. Сколько часов мне дадут, как ты думаешь? Судья позволит нам видеться по воскресеньям, если я покажу ему свой фургон? Если я появлюсь на слушаниях по опекунству, меня высмеют в лицо за самонадеянность, и затем на подходе, ох, ну, по ходу дела, отдадут меня под суд и сдерут с меня шкуру… Анна, я не могу с ним видеться. Пока он сам не захочет.
— Но код… — начинает она, и он стонет.
— Код, код. Просто сложилось так, что кодом все закончилось. Могло закончиться и чем-нибудь другим. Может, деньги для Аннели важнее, чем я думал… Не знаю. У нас задолго до этого все разладилось. Но теперь все равно, правда же? Анна?
— Я не знаю, — говорит она, но повторяла это уже столько раз и не знает, на что ответила.
— Анна.
— Это правда? — И, не дав ему заговорить: — Может, тебе все-таки стоит к ним вернуться.