Темнота с ее запахом. Тени от вееров. Затылки. Шеи. Воротнички. Волосы. Пучки. Косы. Конские хвосты.
Фонтанчик, стянутый «токийской любовью». Маленькая девочка и бывшая монашенка.
Семеро мятных детей капитана фон Траппа уже приняли мятную ванну и теперь стояли с приглаженными волосами, выстроившись в мятную шеренгу, и послушными мятными голосами пели для женщины, на которой капитан едва не женился. Для блондинки Баронессы, сиявшей, как бриллиант.
Вновь сердце волнуют
мне музыки звуки…
– Нам надо идти, – сказала Амму Крошке-кочамме и Рахели.
– Но как же, Амму! – сказала Рахель. – Ведь Главного еще не было! Он даже ее не поцеловал! Он еще не порвал гитлеровский флаг! Их еще не предал почтальон Рольф!
– Эста нездоров, – сказала Амму. – Пошли!
– Еще даже не приходили нацистские солдаты!
– Пошли, – сказала Амму. – Вставайте!
– Они еще даже не спели «Высоко на холме козопас»!
– Эста должен быть здоровым, чтобы встретить Софи-моль, – сказала Крошка-кочамма.
– Ничего он не должен, – сказала Рахель, правда, себе большей частью.
– Что ты сказала? – спросила Крошка-кочамма, уловив общий смысл, а не сами слова.
– Ничего, – сказала Рахель.
– Не думай, что я не слышала, – сказала Крошка-кочамма.
Снаружи Дяденька переставлял свои тускло-прозрачные емкости. Он вытирал тряпкой грязного цвета мокрые пятна круглой формы, оставленные ими на его мраморном Подкрепительном Прилавке. Он готовился к Перерыву. Он был Чистеньким Апельсиново-Лимонным Дяденькой. В его медвежьем теле билось сердце стюардессы.
– Уходите все-таки? – спросил он.
– Да, – сказала Амму. – Где тут можно взять такси?
– За ворота, вперед по улице, там налево, – ответил он, глядя на Рахель. – А я и не знал, что у вас есть еще маленькая моль. – Он протянул еще одну конфету.
– Возьми, моль, это тебе.
– Возьми мои! – быстро сказал Эста, не желая, чтобы Рахель туда шла.
Но Рахель уже двинулась к Газировщику. Когда она приблизилась, он улыбнулся ей, и что-то в этой клавишной улыбке, в неотпускающей хватке этого взгляда заставило ее отпрянуть. Это было самое отвратительное, что она в жизни видела. Она обернулась, чтобы найти глазами Эсту.
Она пошла назад, подальше от волосатого человека.
Эста вдавил ей в руку свои конфеты «Парри», и она почувствовала горячечный жар его пальцев, чьи кончики были холодны, как смерть.
– Будь здоров, мон, – сказал Эсте Дяденька. – Когда-нибудь увидимся в Айеменеме.
Так что опять красные ступеньки. На этот раз Рахель тормозила. Тише-тише, я копуша. Тонна кирпичей на поводке.
– А он симпатяга, этот Апельсинщик-Лимонщик, – сказала Амму.