– Халифа прозвали «ишак» за то, что он без устали топает и топает по всем дорогам со своей армией, давя то одного бунтовщика, то другого, – пояснили мне выздоравливавшие соседи с их бесконечными вялыми разговорами. – Вот и дотопался. Пусть сделает что-нибудь с героем Хорасана, у которого теперь больше ста тысяч войска.
Уже через день мое плечо внимательно осмотрела женщина с бесстрастным лицом, сделала что-то очень болезненное, перевязала его заново и махнула мне рукой. И я понял, что больше можно ни за что не опасаться, кроме разве что чуть кольнувшего голода. Было это уже глубокой ночью, сам целитель Ашофте спал, не успев поесть, потому что весь день на него накатывался бесконечный поток мужчин с самыми жуткими ранами. «Кто же с кем воюет, если Наср ибн Сейяр мертв, а войска самого халифа сюда не показывают носа?» – удивился, помнится, я.
И хотел уже дотащиться обратно до лежанки и снова – спать, спать, когда рядом раздался тот же звук, что теперь постоянно снился мне после того страшного дня у убитого мастера вин: судорожный топот множества переступающих на месте копыт во дворе.
И прямо на меня, закрывая развевающимися накидками дрожащий свет ламп, за подмышки понесли какого-то человека. Ноги его волочились по земле, одну руку он придерживал другой, при этом, закинув голову, тонко, с хрипом, выл.
Там, где я стоял-то есть в главной палатке, у стола, где беспрерывно резали и зашивали все новых раненых, – не было уже никого. И поэтому вся эта разгоряченная толпа воинов бросилась прямо ко мне, перебивая друг друга и размахивая перед моим носом руками.
Я, еще плохо державшийся на ногах, махнул рукой ближайшей лекарской девушке, а дальше – мне оставалось лишь самому начать что-то делать, пока несчастный целитель протирал глаза и шел сюда.
– На стол, лицом вниз, и снимайте одежду с плеча и руки, – уверенно сказал я, и визжащего человека начали укладывать. Он с дрожью прижался щекой к плохо вымытой доске. Прямо передо мной оказался его совершенно безумный, желтый, как у зверя, глаз, в котором дрожали огоньки ламп.
– Сейчас придет лучший целитель в этой части света, – говорил я в ухо, высовывающееся из-под черных, маслянисто блестевших завитых волос, – и надо перестать бояться. Будет то, что будет. Но вам придется потерпеть – потому что боль на какое-то время станет еще страшнее. Если дернетесь – рука целителя тоже дрогнет и тогда будет еще хуже. А мы будем вас держать.
– И-и-и-и… – тихо подвывал человек, и с его совершенно мокрого лица на стол лились все новые капли пота, смешиваясь со слезами.