— Честно говоря, я тоже заинтересован в этой поездке. Я здесь дьявольски устал и хочу проветриться. Отдохнуть от университета. Итак, союз! Я подаю профессору мысль о поездке на Север, а вы просите, чтобы он разрешил мне поехать с вами. Тем более что у меня есть машина, а у вас нет. Ну?
Петр охотно кивнул.
— Конечно, вдвоем лучше, — согласился он. — А почему вы сами не хотите спросить разрешения у профессора?
Роберт фыркнул:
— Ха! Старик со странностями. Никогда не знаешь, что он вдруг выкинет. А к вам он с первого же дня проникся уважением. Уж я это чувствую! Кстати… нам пора выезжать. Если мы опоздаем хоть на десяток минут, профессор нас съест живьем.
По дороге до самого клуба Робер молчал. Впервые за три дня Петр видел его озабоченным.
Приехали они минут на пятнадцать раньше и поставили машину на площадке, на которой прямо по асфальту было написано белой краской: «Только для старших сотрудников».
Такая же надпись висела и над неширокой аллеей, образованной зелеными стенами ровно, словно по ниточке, выстриженных цесарин — похожих на кипарисы деревьев. Аллея вела к длинному одноэтажному зданию из стекла и бетона, окруженному зеленью просторной лужайки.
Это был клуб, куда имели доступ лишь профессора, преподаватели и представители административной верхушки университета. Студентам вход сюда был строго-настрого заказан.
Гвианиец, служитель в серой университетской форме, сидевший за конторкой у входа, вопросительно поднял глаза на вошедших.
— Мы приглашены профессором Нортоном, — привычно сказал Роберт.
— Да, да, мистер Нортон ждет вас. Проходите, пожалуйста, — поспешно ответил служитель.
Боб весело подмигнул Петру. Они пересекли довольно большой зал, судя по всему, служивший библиотекой.
Петр с интересом огляделся. В зале было два-три человека: они читали газеты, развалившись в креслах и вытянув ноги. Вдоль единственной нестеклянной стены на высоте человеческого роста были развешаны черно-серо-белые эстампы в тонких металлических рамках без стекол.
— Элинор Карлисл, — сказал австралиец. — Хотите посмотреть?
И опять, как тогда, в первый день своего приезда, Петр уловил в его голосе странные нотки.
Они подошли к стене и медленно пошли вдоль нее, разглядывая эстампы.
Художница вызвала на свет фантастических чудовищ, поселила их среди изломов линий, геометрических фигур и пятен. Все это было похоже на горячечный бред, но чем больше Петр смотрел на эстампы, тем беспокойнее было у него на душе. Сейчас они удивительно совпадали с его настроением. И в то же время они словно протестовали против тихой порядочности и благопристойности зала, на стене которого висели.