Поднявшийся с земли (Сарамаго) - страница 117

Пропустим и путешествие в поезде, раз уж мы не собираемся писать историю португальских железных дорог. Усталость берет свое, и Жоан Мау-Темпо дремлет в покачивающемся вагоне под перестук колес на стыках рельсов, но часто открывает глаза, с горечью обнаруживая, что все это ему не приснилось. Потом они плывут пароходом, броситься в воду, что ли, пошли черные мысли, покончить с собой, это, конечно, не героический поступок, но ведь Жоан Мау-Темпо, как ни странно, никогда не был в кино и не знает, что настоящему мужчине ничего не стоит перепрыгнуть через поручни, погрузиться в воду и плыть, чтобы на американский лад добраться до таинственного корабля, на борту которого в ожидании беглеца истомилась переодетая графиня, по такому случаю разорвавшая священные семейные узы и отринувшая заветы своих предков. Но Жоан Мау-Темпо — это выяснится позже — сын короля и единственный наследник престола, Жоан Мау-Темпо становится королем Португалии, на этом месте корабль приходит в порт, уснувшие могут пробуждаться, и, когда арестант просыпается, он видит перед собой двоих. Значит, один только, спрашивают они, и сопровождающий отвечает: На этот раз один.

Не будем описывать в подробностях и дорогу по городу, электрические фонари, автомобили которых здесь много, прохожих, пересекающих площадь справа от бронзовой лошади дона Жозе [23], Жоан Мау-Темпо узнает эти места, такую большую площадь не забудешь, однако все ему кажется незнакомым, его ведут по переулкам, и все время вверх, и дорога уже представляется ему долгой, когда внезапно она оказывается совсем короткой, дверь приоткрывается с подозрительностью, и — попала муха в паутину, более изысканных и оригинальных сравнений здесь не требуется.

И вот он поднимается по лестнице. По-прежнему его ведут двое, никакая бдительность, никакие предосторожности не помешают, если преступник так опасен. На лестнице суматоха, муравейник, термитник, жужжание шмелей, телефонные звонки… но чем выше, тем меньше шума и беготни, второй этаж, третий, какие длинные пролеты, здесь уже никого нет, а на четвертом этаже почти полная тишина, только с улицы доносится урчание автомобильных моторов и неясный шелест, издаваемый городом в жаркий летний вечер. Вот уже и мансарды, коридор ведет в длинное помещение с низким потолком — чуть головой не задеваешь, — на скамейках сидят несколько человек, с кем рядом сяду я, Жоан Мау-Темпо, родился и живу в Монте-Лавре, сорока четырех мет, отец — Домингос Мау-Темпо, сапожник, мать — Тара да Консейсан, сумасшедшая… капрал Доконал, жандармский начальник в моих краях, любезно сообщил мне, что я опасный преступник. Сидящие на скамейках смотрят на Жоана Мау-Темпо, но никто не говорит ни слова. Здесь все терпеливы, все ждут бесповоротного решения своей судьбы. Прямо над нашими головами — раскаленная крыша, если ее полить, вода закипит, но Жоану Мау-Темпо не жарко: он не ел уже двадцать четыре часа, для него сейчас зима, он дрожит так, словно на декабрьском ветру стоит в чем мать родила. Это не только сравнение, столь же изысканное, как и все остальные у нас, но и правда истинная: на скамье сидят голые, каждый сам по себе, и нечего смотреть друг на друга, прикройся силой и стойкостью, ты один, словно и пустыне, один, словно сокол, спустившийся пониже, чтобы поглядеть на мужественных людей, а потом рассказать своим.