Мной овладел страх. Но еще сильнее — бешеная злоба. Неужели сейчас, когда я почти у цели, судьба надсмеется надо мной! Ведь несмотря на историю с Шейлой, несмотря на все связанные с этим неприятности, я хорошо подготовился к экзаменам. Это я твердо знал. Я должен был это знать, ибо слишком страшно мог поплатиться, если бы попытался обмануть себя. Подбадривая меня, Джордж отбрасывал свой поистине космический оптимизм и говорил со мной как специалист. Еще до того, как у меня начались приступы этой странной болезни, я как-то спросил у него, на что я могу рассчитывать. Скрупулезное взвешивание всех «за» и «против» было не в характере Джорджа, но я настойчиво требовал ответа на свой вопрос. Могу ли я выйти на одно из первых мест в ряду отличников? Джордж заявил, что, по его мнению, это более чем вероятно.
Сдаться при таких условиях было совершенно невыносимо. У меня от ярости мутился рассудок. Но я не знал, что происходит со мной, и потому боялся. Я понятия не имел, чем могут быть вызваны головокружения. Сопротивление мое было сломлено. Надо обращаться к врачу.
Я подумывал о том, чтобы навестить старенького доктора Фрэнсиса, но однажды вечером, еле досидев за рабочим столом до конца дня, я вышел и неожиданно для себя самого зашагал по направлению к больнице, где работал Том Девит. Я решил посоветоваться с ним. Я оправдывал себя тем, что больница очень близко и у меня уйдет на посещение врача меньше времени. К тому же Том моложе — ведь знания старика Фрэнсиса могли и устареть. Но все это были лишь оправдания, которые я придумывал для себя. На самом же деле я пошел к Тому Девиту только потому, что мне его рекомендовала Шейла.
В больнице я представился дежурной сестре как знакомый Девита и сказал, что хотел бы видеть его. Сестра подозрительно посмотрела на меня и внушительным тоном объявила, что доктор занят. Мне, однако, удалось упросить ее позвонить ему по телефону. Она назвала Девиту мою фамилию, после чего нехотя сообщила, что доктор сейчас освободится.
Меня провели к нему в приемную. Окна ее выходили в больничный сад, освещенный сейчас лучами заходящего апрельского солнца, — больных, отдыхавших там в передвижных креслах, как раз увозили обратно в палаты. Девит впился в меня острым, настороженным взглядом. В тоне, каким он со мной поздоровался, чувствовался вопрос. Он, видимо, опасался услышать какие-то неприятные известия о Шейле.
— Я пришел к вам под видом знакомого, — сознался я. — Мы с вами однажды встречались, и я решил воспользоваться вашей добротой. Я плохо себя чувствую — не могли бы вы меня осмотреть?