– Отец, – позвала Элиза, но старик даже не обернулся, должно быть, он был глуховат.
Хорст щелкнул каблуками. Старик медленно повернул голову и уставился на него, подслеповато моргая. «Да, триста лет – это вам не шутка», – не без злорадства подумал Хорст и щегольским жестом поднес руку к козырьку:
– Уважаемый, вам придется проследовать со мной. Фюрер желает лично познакомиться с вами и изучить ваши достижения.
Фламинго по-змеиному выгнул шею и сердито затрещал клювом.
– Успокойся, Феникс, ты удивлен, что моя скромная персона все еще интересует фюрера?
Фламинго возмущенно захлопал крыльями по тощим бокам, блеклые перья осели на черный мундир Вайстора.
– Я и сам немного озадачен, – продолжал старик. – Должно быть, герр Адольфус, запамятовал, что мы уже встречались…
Хорст сцепил руки за спиной и, покачиваясь на носках, процедил сквозь зубы:
– Уважаемый, мы теряем драгоценное время. Через два часа коммунисты начнут бомбить Берлин.
– Да, не хотел бы я очутиться по соседству с русскими асами, хотя с другой стороны – это самый прямой путь на небо. Уж кому-кому, а мне туда давно пора, – проворчал старик.
– Я жду. Поторопитесь.
– Будьте покойны, мастер Сандивогиус не заставит ждать самого фюрера!
Хорст вышел из флигеля. Позади него скрипнула дверь, пахнуло прохладным ветром и что-то мягко коснулась его рукава. Он резко развернулся на каблуках, так как не любил сюрпризов за своей спиной. За спиной стояла Элиза.
– Что вам угодно, фройляйн?
– Позвольте мне сопровождать отца, – робко попросила девушка.
– Ваша дочерняя забота внушает уважение, – не скрывая радости, ответил Хорст. – В самолете есть свободное место. Вы можете следовать с нами. Однако вынужден напомнить вам, чем вы рискуете, – добавил он с назидательной ноткой в голосе. – Берлин бомбят коммунисты и англичане.
– Но ведь там бывает и затишье, – ответила девушка.
Элиза вернулась во флигель уже переодетая для дороги. Белокурые волосы, заплетенные в косу, короной окружали ее голову. Простое синее платье с белым галстучком под горлом напоминало матроску, такие платья носят провинциальные гимназистки.
Девушка помогла отцу снять прожженный в нескольких местах балахон, и мастер Сандивогиус оказался в старинной рубашке с кружевным воротником и тесемками на запястьях. Казалось, что старик только что покинул раму старинного портрета. Хорст с неожиданным интересом наблюдал за его приготовлениями. Стоя на коленях, Элиза достала из-под скамейки в прихожей тяжелые туфли с серебряными пряжками и, все так же стоя на коленях, помогла отцу обуться. Хорст рассеянно смотрел на переливы синего шелка, представляя себе ее тело под платьем. Женское тело на войне – самый желанный трофей, и война уже давно обратила его в зверя, злобного и чуткого. Если пищи было много, он ел жадно и до отвала, но потом мог подолгу голодать. Вожделение тоже приходило острыми спазмами и после надолго оставляло его. За шесть лет войны он так и не успел жениться, хотя после двадцати пяти лет каждый эсэсовец был обязан завести семью или сделать матерью здоровую немецкую девушку.