Я вспоминаю банкира Штерна, который однажды спас меня из, казалось бы, безвыходного положения, и еду к нему в Лейпциг. Он действительно в ближайшее время ожидает самого худшего. Тогда я безотлагательно спешу к Герингу.
- И что вам дался этот Штерн? - спрашивает он меня скептически, предостерегающе.
Я рассказываю ему всю историю и, к удивлению, встречаю понимание. Что стоит для людей, которые упрятывают в лагеря тысячи невинных, вдруг сжалиться над одним-единственным из них? Означает ли это, что в каком-то уголке их сознания все-таки живет ощущение вины и они стараются отделаться одним добрым делом?
Как бы там ни было, господин Штерн беспрепятственно выезжает за границу. До его смерти в пятидесятые годы мы ведем с ним оживленную переписку, движимые взаимной благодарностью.
Очень скоро я убеждаюсь в существовании лагерей самым удручающим образом: Геббельс советует мне предупредить Вернера Финка. Он самый известный в Германии артист кабаре, но это, по словам Геббельса, не спасет его от "печальных последствий", если он будет продолжать "высмеивать Третий рейх". У гестапо нет чувства юмора, "не важно, как бы остроумно это ни было преподнесено". Финку следовало бы, несомненно, понимать это.
Я разговариваю с Финком. Разумеется, он знает об этом, но продолжает вести ту же линию. Он не может иначе. В этом государстве - не может. Однажды гестапо забирает его. Мои старания тщетны.
Геббельс посвящает Финку в газете "Рейх" злобную плоскую тираду, направленную против разоблачающей иронии блестящего "шута".
ПЕРВОЕ ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ
Господа очень вежливы.
Их корректность не оставляет сомнений в том, что они чиновники тайной полиции.
Они знают, что по особому разрешению мне до-зволяется постоянно выезжать к моему мужу в Бельгию ("выезд за границу отныне требует специального разрешения..."), им также известно, что мне дозволено сохранить немецкий паспорт, хотя после замужества я стала бельгийкой, - все это им известно, разумеется, "хотя... - один из них иронично улыбается, - с таким интернационализмом мы сталкиваемся редко: муж-бельгиец живет в Брюсселе, жена-бельгийка и одновременно немка проживает в Берлине да еще и родилась в царской России, да к тому же мать, дочь и племянница - переселенцы из большевистской России, ну да, да...". Я обеспокоена. Что же нужно в действительности "вежливым господам"?
Они объясняют мне. И как бы случайно задают вопросы попеременно. Допрос?..
- Что вы, милостивая госпожа, ничуть. Всего лишь парочка уточнений. Ничего особенного... просто отношение вашего мужа к новой Германии, его и его друзей... нейтральное, тенденциозное, критическое?.. Не пытался ли он оказать на вас политическое давление?.. Нет, ну хорошо... тогда все в порядке... мы хотели всего лишь удостовериться... собственно, мы были уверены... но по долгу службы обязаны проверять все подозрения - даже когда узнаём анонимно... в большинстве случаев это завистники или пустомели - вот как и в данном случае... просим прощения за вторжение, сударыня. Хайль Гитлер!