Информационное бюро в верхнем ярусе терминала с его зловеще мигающими аварийными огнями стало штабом расследования. Инженеры изучали схемы и диаграммы и отдавали приказания поисковым группам.
— Сейчас мы занимаемся участком между полом этого яруса и потолком нижнего, — объяснил Хью старший группы. — До него можно добраться с любой платформы и там легко спрятаться. Мы быстро проверили все платформы и осматриваем камеры хранения… Но даже если найдем бомбу, вероятно, уже слишком рискованно пытаться ее демонтировать. Группа по ликвидации взрыва привезла все противобомбовые щиты, которые смогла найти. Их раздали поисковым группам. Один из них сможет на девяносто процентов локализовать взрыв.
Стив окинул взглядом терминал. Громкоговоритель выключили, и огромное здание затихло фальшивой, мертвой тишиной. Часы. Он поискал глазами часы над информационным бюро. Стрелки безжалостно двигались вперед… 11.12… 11.17… 11.25… Как он хотел остановить их. Обежать все платформы, все залы ожидания, каждую каморку. Звать Шэрон… Нила… В отчаянии он оглянулся. Нужно сделать хоть что-то, искать их самому. Взгляд упал на высокого худощавого мужчину, выбежавшего из выхода с 42-й улицы и бросившегося вниз по лестнице. Что-то смутно знакомое было в его лице… Может, один из агентов? Что он сейчас может сделать?
Громкоговоритель снова заработал:
— Сейчас одиннадцать двадцать семь. Все поисковые группы должны немедленно пройти к ближайшему выходу. Повторяю. Немедленно покиньте терминал.
— Нет! — Стив вцепился в плечо Хью, развернул его. — Нет!
— Мистер Петерсон, если бомба взорвется, все погибнем. Даже если Шэрон и Нил здесь, мы не можем им помочь.
— Я остаюсь, — сказал Стив.
Хью схватил его за руку. Еще один агент взялся за другую.
— Мистер Петерсон, будьте благоразумны, элементарная предосторожность.
Стив вырвался от них.
— Пустите меня, черт бы вас побрал! — закричал он. — Пустите меня.
Бесполезно, бесполезно, бесполезно. Не сводя глаз с часов, Шэрон отчаянно старалась тереть сломанный край дверной ручки о веревки на запястьях. Было слишком трудно держать ручку в одном кулаке и пытаться толкать веревки другой.
Чаще всего она вообще не задевала веревки, и металл врезался в руку. Теплая липкая кровь медленно вытекала из раны и засыхала. Но Шэрон уже не чувствовала боли. А вдруг она заденет артерию и умрет?
От крови веревки становились мягче и эластичнее. Металл терся об них, но не разрезал. Она бьется с ними уже больше часа… уже без двадцати пяти одиннадцать.
Без двадцати одиннадцать.
Без десяти… без пяти… пять минут двенадцатого…