Кристин смотрела на него нерешительно. Для нее Лондон уже потерял
прелесть новизны. Она любила деревенский простор провинции и среди мрачного
однообразия окраин Лондона тосковала по ней всей душой. Но Эндрью так упорно
хотел работать в Лондоне, что она не решалась отговаривать его. И в ответ на
его вопрос она неохотно кивнула головой:
- Если тебе этого хочется, Эндрью...
На другой день он предложил поверенному миссис Фой шестьсот фунтов
вместо семисот пятидесяти, которые она требовала. Предложение было принято,
чек выписан.
И 10 октября, в субботу, они перевезли из склада свою мебель и вступили
во владение новым домом.
Только в воскресенье они опомнились от наводнения соломы и рогож и,
пьяные от усталости, огляделись в своем новом жилье. Эндрью не преминул
воспользоваться случаем и разразился одной из тех проповедей, редких, но
ненавистных Кристин, во время которых он походил на какого-нибудь дьякона
сектантской церкви.
- Мы здорово издержались на этот переезд, Крис.
Истратили все, что у нас было, до последнего гроша. Теперь придется жить
только на заработок. Один Бог знает, что из этого выйдет. Но надо как-нибудь
приспособиться. Надо будет нам подтянуться, Крис, экономить и...
К его изумлению, Кристин вдруг побледнела и разрыдалась. Стоя в
большой, мрачной комнате с грязным потолком и еще ничем не покрытым полом,
она всхлипывала:
- Господи, чего еще тебе от меня надо? "Экономить"!
Как будто я не экономлю постоянно во всем? Разве я тебе что-нибудь стою?
- Крис! - воскликнул он в ужасе.
Она порывисто бросилась к нему на шею.
- Это дом виноват! Я не знала, что он такой ужасный...
Этот нижний этаж... и лестница... и грязь...
- Но, черт возьми, ведь главное - практика!
- Ты мог бы иметь практику где-нибудь в деревне.
- Ну, конечно! В коттедже с увитым розами крылечком! Да ну его к
черту!..
В конце концов он извинился за свою проповедь. Все еще обнимая Кристин
за талию, он отправился с ней вместе жарить яичницу в кухню, находившуюся в
"проклятом нижнем этаже". Здесь он старался развеселить ее, дурачась и
уверяя, что это вовсе не подвал, а Педдингтонский туннель, через который
каждую минуту проходят поезда.
Кристин бледно улыбалась его вымученным шуткам, но глядела не на него,
а на разбитую раковину.
На другое утро, ровно в девять часов, - Эндрью решил не начинать слишком
рано, чтобы не подумали, что он гоняется за пациентами, - он открыл прием.
Сердце его билось от волнения гораздо сильнее, чем в то, почти забытое,
утро, когда он начинал свой первый в жизни амбулаторный прием в Блэнелли.