Эндрью с трудом стряхнул с себя рассеянность.
- Наркоз не принесет никакого вреда, - сказал он ласково. - Оба будут
живы и здоровы.
С верхней площадки раздался голос повитухи, звавшей его. Эндрью
посмотрел на часы: они показывали половину четвертого. Он встал и пошел в
спальню. Пора было приступать к делу.
Прошел час. Борьба была длительна и жестока. Наконец, когда первые лучи
зари скользнули в комнату из-за неровного края шторы, ребенок родился -
бездыханным.
Дрожь ужаса пронизала Эндрью, когда он посмотрел на неподвижное тельце.
После всего того, что он обещал родным! Его лицо, разгоряченное от усилий,
вдруг похолодело. Он стоял в нерешимости, колеблясь между желанием
попробовать оживить новорожденного и необходимостью заняться матерью,
которая и сама была в опасном состоянии. Дилемма была так трудна, что он не
мог по совести решить ее. Инстинктивно, жестом слепого, передал он ребенка
повитухе и занялся Сюзен, которая лежала на боку без сознания, почти без
пульса, еще не придя в себя после эфира. Эндрью делал отчаянные усилия,
бешено торопился спасти ее.
В одно мгновение он разбил стеклянную ампулу и спрыснул ей под кожу
питуитрин. Затем отбросил шприц и начал приводить в чувство лежавшую
неподвижно женщину. Несколько минут прошло в лихорадочных усилиях - и сердце
ее забилось сильнее. Эндрью видел, что теперь можно отойти от нее, не
опасаясь за ее жизнь. Он резко обернулся. Он был без пиджака, волосы
прилипли к мокрому лбу.
- Где ребенок?
Повитуха испуганным жестом указала под кровать, куда она положила
ребенка.
В одно мгновение Эндрью опустился на колени. Пошарив среди промокших
газет под кроватью, он вытащил оттуда ребенка. Это был мальчик, прекрасно
сложенный. Вялое, но теплое тельце его было бело и мягко, как сало.
Перерезанный впопыхах пупочный канатик висел, как сломанный стебель.
Кожа была прелестного оттенка, гладкая и нежная. Головка болталась на тонкой
шее. Руки и ноги казались совсем бескостными.
Не вставая с колен, Эндрью смотрел на ребенка, свирепо хмурясь.
Мертвенная белизна могла означать только одно: здесь налицо Asphyxia
pallida. И, сверхъестественно напрягая память, Эндрью стал лихорадочно
припоминать случай, который ему пришлось наблюдать когда-то в Самаритянской
больнице, и те средства, которые тогда были применены. В одну секунду он
вскочил на ноги.
- Принесите горячей воды и холодной и два таза, - бросил он
повитухе. - Живей, живей!
- Но, доктор... - пролепетала она, запинаясь, устремив глаза на
мертвенно-белое тельце.
- Скорее! - заорал он.