Казалось бы, восставших в первую очередь должна была волновать участь приговоренных к смерти, но лишь вечером толпа отправилась к преторию префекта города, чтобы узнать о судьбе двух нашедших убежище в храме св. Лаврентия. Это ясно показывает, что казнь и все связанное с ней стали лишь поводом к восстанию.
Явившись в преторий префекта города, народ, по свидетельству Феофана, потребовал у префекта убрать солдат от церкви св. Лаврентия [41, с. 184]. Ответа не последовало, и восставшие подожгли резиденцию префекта города [26, с. 474; 41, с. 184]. Живо описана сцена у претория Прокопием Кесарийским. "Тогда,- пишет он,- городские власти Византия кого-то из мятежников приговорили к смерти. Объединившись и договорившись друг с другом, члены обеих партий захватили тех, кого вели [на казнь], и тут же, ворвавшись в тюрьму, освободили всех заключенных там за мятеж или иное преступление. Лица же, находившиеся на службе у городских властей, были убиты..." [35, т. I, А, I, 24, 7-8] 26. От претория префекта города восставшие направились к Халке 27, где также имелась тюрьма [28, с. 153; 227, с. 169; 26, с. 474; 35, т. I, ?, ?, 24, 9], и подожгли ее. Огонь охватил большую часть города. В тот день от пожара погибли храм св. Софии, портик Августеона, а также находившиеся на этом форуме здание сената и бани Зевксиппа [26, с. 474; 35, т. I, А, I, 24, 9; 41, с. 184]. Наряду с государственными постройками восставшие, по свидетельству Феофана, громили и частные дома: "...и, входя в дома, они разрушали их до основания", - пишет он [41, с. 184]. Прокопий же уточняет, какие именно дома пострадали от гнева мятежников, указывая, что в тот день "погибли многие дома богатых людей и большие богатства" [35, т. I, А, I, 24, 9]. Благонамеренные граждане, непричастные к беспорядкам, как их называет историк, в страхе бежали на азиатский берег Босфора [35, т. I, А, I, 24, 8].
Итак, восстание в первый же день приняло характер широкого социального движения. Начав с оскорбления императора, что выразилось в массовом уходе со зрелища, толпа отправилась затем в резиденцию префекта города - первого члена сената и второго после императора человека в городе, сожгла ее вместе с располагавшейся в ней тюрьмой, выпустив политических заключенных. Кроме того, в тот же день были разрушены важнейшие государственные здания, окаймлявшие центральную площадь столицы, а также дома многих константинопольских богачей.
На следующий день, 14 января, Юстиниан распорядился вновь провести игры на ипподроме [26, с. 474]. Если учесть, что накануне вследствие волнений в столице произошли грандиозные пожары и разрушения, подобное повеление императора выглядит несколько странным. Трудно предположить, что Юстиниан не придал значения происшедшим событиям. Скорее всего, устрашенный невиданным размахом движения, он решил отвлечь восставшую толпу зрелищами. Однако, вместо того чтобы присутствовать на играх димоты в момент, когда был вывешен стяг, возвещающий о начале состязаний, подожгли часть ипподрома (???????? ??? ???????), от огня пострадал также портик, протянувшийся от ипподрома до Зевксиппа 28 [26, с. 474]. Итак, на этот раз, озлобленные, по всей видимости, нежеланием императора вникнуть в их трудности и его откровенным стремлением отвлечь народ зрелищем на ипподроме, димоты вовсе отказались смотреть игры. Они собрались на Августеоне, бушуя возле Большого дворца. Император послал сенаторов Мунда, Константиола и Василида узнать, из-за чего волнуется народ. В ответ на их вопрос из толпы раздались возгласы, направленные против префекта претория Востока Иоанна Каппадокийского, квестора Трибониана и префекта города Евдемона [26, с. 475; 16, с. 621] 29. Уже до этого, по свидетельству Прокопия, мятежники выкрикивали на улицах оскорбления в адрес Иоанна и Трибониана и требовали их смерти [35, т. I, А, I, 24, 17].