– Я по службе, Елизавета Григорьевна… Явиться к его превосходительству.
– Пармен Степаныч отдыхает. Я ему скажу, что вы являлись. Передать ему что-нибудь надо?..
– Очень вам благодарен. Решительно ничего.
– Ведь вы, Александр Петрович, назначены сюда, конечно, Нельминым?
При имени Нельмина и слове «конечно» молодой моряк густо покраснел и с какой-то особенной силой уверенности, которою хотят обмануть себя не уверенные в чем-нибудь люди, ответил:
– Я назначен по распоряжению министра!
– И Василий Васильич лично приказал вам уехать из Петербурга через три дня?
«И это уж известно!»
– Нет-с. Начальник главного штаба сообщил мне приказание министра.
– Но отчего такая спешность, Александр Петрович? – казалось, с самым искренним участием спросила адмиральша.
Об этом напрасно раздумывал и Артемьев и до сих пор ни до чего не додумался.
– Воля начальства! – сказал он.
– Я решительно не понимаю Василия Васильевича. Он ведь добрый старик. Входит в семейное положение офицера… Сам женатый. Я еще поняла бы такие распоряжения Нельмина… Холостяк… Любит щеголять энергией. В три дня! По правде сказать, я – не большая поклонница нового товарища министра. Несколько предосудителен этот дон-Жуан под шестьдесят…
Артемьева уже грызло подозрение.
– А ведь вы, Александр Петрович, очень не хотели к нам?
– Очень! – горячо воскликнул Артемьев.
– Ну еще бы, это так понятно. Я слышала, какая у вас прелестная и преданная жена и – без комплиментов! – какой вы, Александр Петрович, образцовый муж и отец…
«Куда это ты гнешь, ведьма? – подумал Артемьев и взглянул на нее – совсем любезно улыбается теперь лягушечьими глазами. А все-таки скорей бы треснул брамсель, – и она бы ушла!» – неделикатно пожелал молодой человек, взволнованно ожидавший от адмиральши какой-нибудь любезной «пакости».
– Такие дружные, согласные пары ныне, к сожалению, редкость, – продолжала адмиральша, по-видимому, оживившаяся матримониальной темой. – Не правда ли, Александр Петрович?
«Правда, что ты одна из отвратительнейших особ для пары! Вот это правда!» – хотелось бы сказать гостю, но вместо этого он, подавая реплику, уклончиво промолвил:
– Говорят…
– К несчастию, в этом «говорят» много правды… Или муж увлечется чужой женой… или жена – чужим мужем. Да еще, пожалуй, и каким-нибудь холостяком второй молодости в придачу, особенно если законный муж – большой философ… Никакого чувства долга… Никаких нравственных принципов… И куда мы придем!?
Но в эту минуту, щегольски одетый во все белое и в белых парусинных башмаках, молодой матрос, благообразный, чисто выбритый, с опрятными руками, видимо, с повадкой хорошо выдрессированного адмиральского вестового, остановился в нескольких шагах от адмиральши и, глядя на нее напряженными, слегка испуганными глазами, тихим и почтительным голосом доложил: