История советской фантастики (Кац) - страница 4
Тем не менее, вполне возможно, Лежнев все-таки не лукавил. Во всяком случае, рецензия Ленина в "Известиях ВЦИК" на роман "Красная Луна", конфиденциальная беседа с автором понравившегося романа в феврале 1921-го и встреча с "селенитами" (Лежневым и Величко) в марте 1922-го - вес это есть непреложные исторические факты, зафиксированные биографами. К косвенным же доказательствам интереса Владимира Ильича к идеям "КС" чаще всего относят полушутливую фразу, брошенную Лtениным на встрече с Гербертом Уэллсом ("Так вы полагаете, на Луне могут иметь место тяжелая индустрия и сознательный пролетариат?" - цитата из VI-й главы " России во мгле") и пометку nota bene на полях брошюры К.Э.Циолковского "На Луне" (М., Изд-во Сытиных, 1893 г.) напротив фразы о "неисчерпаемых богатствах недр спутника Земли, весьма удобных, вследствие уменьшенной силы тяжести, для промышленной геологической разработки". Кстати, по свидетельству В.Д.Бонч-Бруевича, первой книгой по астрономии, заказанной Лениным по каталогу "Книжной летописи", стала монография Фламмариона "Спутник Земли", опубликованная "Шиповником", а первой книгой Жюля Верна, пополнившей кремлевскую библиотеку, оказалась - как теперь уже нетрудно догадаться - "С Земли на Луну" (из приложений к "Ниве"). В принципе, сейчас можно обнаружить еще множество "косвенных улик", но в них ли дело? Ведь даже если Ленин и не собирался первоначально быть пастырем "селенитов" и не помогал им хозяйственно и организационно, он все равно, без сомнения, готовил почву для появления на свет их и им подобных. "Селениты" просто удачно заполнили ту ячейку в теоретических построениях Ильича, которую и должен был кто-то заполнить. Видимо, поэтому им было довольно долго позволено немного больше, чем всем остальным их коллегам.
Дело было, естественно, не в абстрактных "кремлевских мечтаниях" и какой-то вдруг возникшей мистической склонности предсовнаркома к литературной фантастике вообще и к "лунной" ее ипостаси - в особенности. Эстетические пристрастия Ленина были самыми что ни на есть консервативными, однако политический расчет все чаще заставлял вождя наступать на горло собственным художественным вкусам и привлекать на свою сторону весьма разнообразные художественные явления, подчас и довольно причудливые. Позднейшие исследователи советской фантастики, отыскав потом в работах Ленина и в мемуарах о нем дюжину приличествующих цитат ("Фантазия есть качество величайшей ценности..." - о Жюле Берне, "Вот и напишите об этом роман, сеньор махист!.." - о Богданове, "Хорошо разделал буржуазию наш фантаст Илья Лохматый..." - о "Хулио Хуренито" И.Эренбурга), делали вывод о его "высокой оценке литературы социалистического предвидения" (М.Храпченко), "подлинно марксистском взгляде на природу художественного вымысла" (Б.Рюриков) и тому подобном. На самом же деле традиционный реализм был просто помехой на пути построения ленинской коммунистической утопии. Признать литературу зеркалом текущей жизни означало бы автоматически признать известную правоту "критических реалистов", негативно оценивших все симптомы недуга "новой России". То есть, "всех этих хныкающих кадетишек (...), злобствующих куприных, буниных, мережковских и прочей белоэмигрантской швали". Литература, по Ленину, отныне не должна была смотреть под ноги: ей надлежало поставить горнюю цель, отвлечь ее от низменной реальности. Требовалось сделать литературу художественным эквивалентом революционной мечты о светлом Завтра. Первоначальные заигрывания Наркомпроса с "космистами", футуристами и прочими "будетлянами" всех оттенков, предпринятые скорее по недоразумению, быстро прекратились. Ставить нужно было на то, что прочно, что понятно. Для строительства новой жизни наиболее подходила в качестве "подручного средства" именно научно-фантастическая литература, более или менее удаленная от сегодняшней реальности - по содержанию, достаточно традиционная - по форме, антирелигиозная - по духу. (Средний читатель, для которого она, в массе своей, предназначалась, не был готов к восприятию эстетических изысков.) Потребность в "советском Жюль-Верне", который "смог бы увлечь грамотных рабочих и сельский пролетариат величественной перспективой социального строительства", - как четко формулировал Троцкий в своей книге "Литература и революция", - была вполне насущной и не реализовывалась до начала 1921 года по совершенно пустяковой причине: не было подходящей кандидатуры на должность "главного Жюль-Верна Р.С.Ф.С.Р.", ибо годился далеко не всякий. Писатель должен был быть непременно с именем, являться сторонником советской власти и иметь наготове какое-нибудь новое фантастическое произведение на "классово близкую" тему. По странному стечению обстоятельств, подходящий сочинитель и был найден на родине автора "Капитана Немо", а не в Москве или Петрограде. Дальше счет пошел буквально на дни. 17 января 1921 года В.И.Ленин опубликовал свою рецензию "Полезная книжка!" в газете "Известия ВЦИК" (подписано: "Н.Л-н"), 18 января наркоминдел Чичерин, находящийся в это время в Париже по делам концессий Рено, получил секретную телефонограмму из Москвы. А уже через два дня продиктовал ответ: писатель согласен вернуться обратно в Советскую Россию!