«Летаю мало и не хочу. Какая-то апатия. (Как это не похоже на Валерия Чкалова! – М. В.) Машины очень плохо сделаны, и приходится летать с опаской. Так что никакого удовлетворения не получаешь, а только расстраиваешься».
* * *
15 августа 1928 года Чкалов летел из Гомеля в Брянск. Был пасмурный, почти совсем осенний день, тяжелые облака давили самолет к земле.
Пользуясь возможностью потренироваться на малых высотах вдали от «бдительного ока» начальства, Чкалов нырнул под телеграфные провода. За сеткой мелкого дождя он не заметил низко нависших рядов проволоки и сломал машину. Эта авария сильно огорчила его. «Вчера подломал самолет, – писал он Ольге Эразмовне, – страшно неприятно, хотя и пустяки сломал, но все-таки… За шесть лет не было поломок, а тут вот появилась. Объясняю плохим душевным состоянием».
Комиссия, расследовавшая причины аварии, установила: «Врезался в провода. Повреждение: поломка самолета. Заключение: виновен летчик». И эта случайная авария была раздута чуть ли не до размеров тягчайшего преступления.
Сохранился интересный документ – пилотское свидетельство Чкалова за первый период его летной жизни.
Из свидетельства видно, что за все время это была у него одна-единственная авария по своей вине. И все же его отдали под суд.
Чкалов сознавал, что он совершил нелепую ошибку, сам дал козыри в руки своих недоброжелателей. Будущее рисовалось ему в мрачных красках. Однако в письмах к жене он старался быть одержанным. Ольга Эразмовна не должна была знать, как ему трудно. Она кормила сына, и Валерий Павлович не хотел ее волновать. Но Ольга Эразмовна между строк читала: с мужем что-то происходит, у него не все благополучно. И она настойчиво просила писать откровенно.
А Чкалова продолжали травить все бесцеремоннее. Ему вспоминали его старые «грехи», приписывали новые.
Осенью и в начале зимы он находился в подавленном состоянии. Из его жизни ушла радость творческих полетов. В конце концов он не устоял перед желанием поделиться своими переживаниями с близким человеком. С горечью писал он Ольге Эразмовне: «…Так как мои полеты выделяются из других, то это нужно как-то отметить. И вот это отмечают, как „воздушное хулиганство“…»
Но Чкалов не падал духом окончательно. Слишком сильна была в нем уверенность, что он правильно выбрал свой путь.
«Как истребитель я был прав и буду впоследствии еще больше прав, – заявлял он. – Я должен быть всегда готов к будущим боям и к тому, чтобы только самому сбивать неприятеля, а не быть сбитым. Для этого нужно себя натренировать и закалить в себе уверенность, что я буду победителем. Победителем будет только тот, кто с уверенностью идет в бой. Я признаю только такого бойца бойцом, который, несмотря на верную смерть, для спасения других людей пожертвует своей жизнью. И если нужно будет Союзу, то я в любой момент могу это сделать…»