«Старые кости» в шляпке мучила нас однако недолго. Сопровождаемая криками: «Хэлла! Ричарда Хэлла! Костэлло! Элвиса!», она сошла с эстрады. Вновь с помощью Джона Жиорно. Я подумал, что в золотые годы их движения, в самом конце пятидесятых и начале шестидесятых, она наверняка была классная свежая девочка. Она, без сомнения, шла на любой риск, экспериментировала, спала согласно законам сексуальной революции со всеми, с кем хотела, от «Ангелов Ада» до хиппи-коммунистов, немало потребила драгс, то есть получила множество удовольствий. Но каждому овощу свое время. Теперь в моде ее дочери-девочки, выглядящие так, как будто они полчаса назад освободились из тюряги. Подзаборные Мэрилин Монро… стихов ее я не понял. Читала она слишком быстро, а мой английский был в те времена хотя и жив, но неглубок.
Устроители нервно совещались у сцены. Гинзберг. Тэд Бэрриган. Орловский. Публика явно желала групп — своих «Пластматикс», Костэлло и Ричарда. Поэтов она не хотела. Я подумал, что у Гинзберга и его друзей тяжелое положение. Если они выпустят сейчас одну из рок-групп, то очень вероятно, что им будет невозможно после этого заставить публику опять слушать поэтов. Если же еще несколько поэтов в жанре дамы с вуалью прочтут свои слишком интеллектуальные для публики рок-клуба, каким «СиБиДжиБи» является, произведения, вечер превратится в стихийное бедствие. Их освищут, осмеют, будут топать ногами и, может быть, швырять бутылки и пивные банки…
Они выпустили Джона Ашбери. Джон Ашбери вышел в вязаной лыжной шапочке на голове, сухой и худой, как после тяжелой болезни. Высокий. В линялых джинсах и рубашке. Он посмотрел в зал и улыбнулся.
— Хотите группы? — спросил он насмешливо.
Зал ответил одобрительным ревом и свистом. Несколько панк-ребят вскочили на столы. Публика опять проорала имена всех банд, объявленных в программе, и успокоилась.
— Будут группы. Через несколько минут. — Джон Ашбери вынул микрофон из гнезда и выпрямился. — А сейчас я хочу вам прочесть мой перевод стихотворения одного русского поэта, который был «панк» своего времени. Может быть, первый «панк» вообще… Очень крутой был человек…
Публика, заинтригованная необычным сообщением, чуть притихла.
— Стихотворение Владимира Маяковского «Левый марш!» — Ашбери поправил шапочку и врубился…
Они слушали, разинув рты. Когда Ашбери дошел до слов: «Тише ораторы! Ваше слово — комрад Маузер!» — зал зааплодировал.
— Ленчик! Ленчик! — Я схватил Леньку за руку и дернул на себя, как будто собирался оторвать ему руку. — Слабо им найти такую четкую формулу революционного насилия! Слабо! Даже «Анархия в Юнайтэд Кингдом» ни в какое сравнение не идет! «Ваше слово, товарищ Маузер!» — это гениально! Я хотел бы написать эти строки, Ленчик! Это мои строчки! Это наш Маяковский! Это — мы!