— «Кто там шагает правой?
Левой!
Левой!
Левой!»
— скандировал со сцены Джон Ашбери. Он содрал с головы шапочку и теперь, зажав ее в руке, отмахивал шапочкой ритм.
Я видел, как ребята Лоуэр Ист-Сайда вскочили. Как, разинув рот, они что-то кричали. Как девочки Лоуэр Ист-Сайда визжали и шлепали ладонями о столы. Даже гуд америкэн бойс возбудились и, вскочив, кричали что-то нечленораздельное. Сырую дыру «СиБиДжиБи» наполнила яркая вспышка радости. Радость эта была, несомненно, сродни радости, которая вдруг охватывает зрителей боксерского матча в момент четкого удара одного из боксеров, пославшего противника в нокаут. Зрители вскакивают, орут, аплодируют, захлебываются восторгом и удовольствием. Судья взмахивает над поверженным полотенцем:
— Раз! Два! Три!.. Десять! Нокаут!
— Ура-ааа!
— Нокаут! — крикнул я Леньке. — Наш победил!
— Жаль, Поэт, что он не может увидеть, — сказал Ленька. — Ему было бы весело. К тому же, победил на чужой территории. На чужой площадке всегда труднее боксировать.
— Может, он и видит, Ленчик, никто не может знать…
— А сейчас, — сказал Джон Ашбери, когда шум стих, — я прочту вам несколько своих стихотворений. Конечно, я не так крут, как Маяковский… —
Зал дружелюбно рассмеялся.
После перерыва группы разрушали стены и наши барабанные перепонки, так как «СиБиДжиБи» была слишком маленькой дырой для их слоновьей силы усилителей. Несколько дней после этого мероприятия у меня звенело в ушах. Ричард Хэлл был не в форме, может быть, долгое время был на драгс. Я видел Хэлла в куда лучшие дни. Элвис Костэлло, уже тогда селебрити, понравился мне рациональной эмоциональностью умненького очкастого юноши, пришедшего в рок, как другие идут в авиацию или в танковое училище. Кроме объявленных групп в программе были и необъявленные.
В третьем отделении должны были опять читать поэты. Я пошел в туалет. На лестнице, спускающейся к туалету, аборигены курили траву, засасывали ноздрями субстанцию, более похожую на героин, чем на кокакин, и вообще совершали подозрительные действия: выпяливали глаза, шушукались, садились и вставали, вдруг подпрыгивали. Вели себя нелогично. Возможно, таким образом на них действовал алкоголь или же редкие драгс. Меня их личная жизнь не касалась, я независимо прошел в туалет. В мужском, даже не потрудившись запереться, спаривались. Он сидел на туалетной вазе, она — на нем. Тряпки. Ляжки. Ее крупный зад.
— Я извиняюсь — сказал я.
— Пойди в женский, — посоветовал он мне дружелюбно, высунувшись из-под ее подмышки и вытащив щекой на меня часть ее сиськи.