– Что это вы, Катерина Алексеевна, спать не идете?
– Шурочка ушла, а я решила еще немного посидеть в гостевой. Что-то не спится мне, – откликнулась я как можно безразличнее, делая вид, что не заметила произошедшей перед моими глазами неприятной сцены.
– Сожалею, Катерина Алексеевна, – услышала я со стороны вкрадчивый голос Алексея Долинского, – но мы тоже собирались отправляться по своим комнатам, время уже позднее.
Проговорив это, Долинский-младший жеманно поклонился мне и крадучись вышел из комнаты. Наступило неловкое молчание. Я не знала, признаться ли мне, что я видела ссору между племянником и дядей, или промолчать. Именно поэтому я сначала замялась в нерешительности. Федор Степанович тоже молчал. Мало-помалу проснувшееся во мне любопытство оказалось сильнее вежливости и воспитания, которые подсказывали, что не стоит лезть в чужие семейные дела.
– Федор Степанович, что здесь произошло? – тихо спросила я, в упор посмотрев на Долинского.
– Что вы имеете в виду? – Федор Степанович сделал непонимающие глаза.
– Перестаньте, я все видела и слышала. Почему вы все время ссоритесь с Алексеем?
Долинский поднялся и нервно начал мерить шагами комнату. Наконец, он остановился и повернулся ко мне.
– Я мог бы сказать, что все это не ваше дело. Но знаю, вы женщина умная и настойчивая. Однако вам все равно этого не понять, Катенька, – произнес он, и голос его погрустнел. – Даже если бы я захотел вам рассказать, то все равно не смог. Нет, не потому, что не хочу. Я просто не имею права.
– Почему? – я все больше и больше удивлялась, слушая совершенно непонятные мне фразы.
– Не спрашивайте. Это может привести к беде, – он помрачнел и снова уселся в кресло.
– Алексей имеет к этому какое-то отношение? – не унималась я.
– Нет, нет, – моментально откликнулся Долинский. – Алексей здесь совершенно ни при чем. Не надо его трогать, он мой племянник. Плох он или хорош, не нам судить.
Меня совершенно не устроил подобный ответ. Наоборот, все больше и больше складывалось впечатление, что Федор Степанович в чем-то покрывает Алексея, или может быть, просто боится его. Я стояла и ждала продолжения разговора. Однако Долинский молчал.
– Если вы не хотите разговаривать, то не буду вас утруждать, – медленно проговорила я, все еще надеясь в душе, что Федор Степанович надумает мне хоть что-нибудь рассказать.
Но, к сожалению, мои слова просто повисли в воздухе. Я еще раз посмотрела на хозяина дома, но тот даже не поднял головы. Тогда я развернулась и направилась к двери.
– Катерина Алексеевна, – услышала я за спиной голос, пропитанный такой трогательной грустью, что я остановилась, как вкопанная.