На самом деле Мирослав и сам был не прочь перевести дух и слегка одуматься. Давно надо было этим заняться, между прочим. Во-первых, дома у Николь может никого не оказаться. Во-вторых... во-вторых, как бы не вышло у него совершенно то же, что и у Александра Андреевича Чацкого: «Спешил, летел, дрожал – вот счастье, думал, близко!» Что ждало бедолагу потом, общеизвестно. Не пришлось бы и Мирославу Понизовскому восклицать: «Сюда я больше не ездок! Карету мне, карету!»
Да, не исключено, что его ждет большая позоруха. Но теперь уже обратной дороги нет. Печально, что свидетелем возможного скандала окажется этот растерянный мальчонка. Да уж ладно, Шведову выбирать не из чего: либо оскандалившийся помощник, либо никакого!
Подбадривая себя таким нехитрым и не самым веселым балагурством, Мирослав поднялся на четвертый этаж, оглянулся на пыхтящего Шведова, сделал глубокий вдох, повернулся к двери, уже занося руку к звонку, – и вдруг заметил, что дверь приоткрыта. Ну слава богу, значит, дома кто-то есть!
– Пардон? – Мирослав несколько раз стукнул в дверь. – Мадам Брюн? Мсье?.. Пардон? Пюиж антрэ?[12]
Никто не отзывался, и какое-то время царила полная тишина, как вдруг до Мирослава долетел сдавленный стон, перешедший в какое-то мычание, а потом дробный перестук. Было такое ощущение, что кто-то изо всех сил бьет ногами по полу.
Забыв о церемониях, необходимых в этом дворянском гнезде, Мирослав рванулся вперед и влетел в квартиру. Влетел – и остановился на пороге столовой, онемев, оглохнув и ослепнув при виде царящего вокруг разгрома.
Гнездо оказалось разорено, да еще как! До основания!
Картины сорваны со стен, стулья перевернуты, обивка из лионского шелка распорота, фарфор перебит, серебро раскидано по всей комнате. Мирослав тихо, горестно вскрикнул, увидав разбитыми часы, которые всегда приводили его в восторг, потому что пастушка казалась ему слегка похожей на Николь. Теперь от часов осталось только белое мраморное крошево и выломанный циферблат, слишком тяжелый и прочный, чтобы погнуться. Фигурные стрелки, правда, замерли в полной неподвижности: часы остановились от удара.
Боже мой! Кто это сделал?! Зачем?! И где Николь?
Услышав шаги за спиной, Мирослав резко обернулся, но это был Шведов, который пробежал мимо него в дальний угол. Только сейчас Мирослав заметил, что там кто-то лежит, придавленный перевернутым тяжелым креслом. Видны были только длинные стройные, очень загорелые ноги, которые судорожно молотили по воздуху, да слышалось то же сдавленное мычание.
Николь?! Мирослав кинулся вперед и помог слабосильному Шведову сдвинуть кресло.