– Жди здесь! – шепнул Вук Анице, толкнув ее к подножию дуба, и кинулся к костру. Он дернул Миленко за руку с такой силой, что тот невольно пробежал несколько шагов, прежде чем смог остановиться и оглянуться.
Вук метнулся к Бояне, но она, увернувшись, бросилась вперед, нагнулась, выхватила из спины убитого турка нож, забытый Миленко, и, неловко размахнувшись, ткнула им себя под левую грудь с такой силой, что сразу тяжело рухнула навзничь, заливаясь кровью.
«Когда погибла Сербия, – говорят старые люди, – а за ней Босния и Герцеговина; когда исчезло сербское государство, когда часть сербского народа выселилась на чужбину, чтобы восстановить силы, – тогда другая часть этого народа, которая ни за какую цену не могла оставить прадедовского очага, избрала свой, особенный способ сохранить независимость и свободу. Численно уступая врагу, эти люди двинулись, в виде мелких отрядов верных и испытанных друзей, в густые горные заросли и крутые теснины, чтобы оттуда обрушиваться на мучителей народа, внушая ему, что нет на свете силы, которая могла бы совершенно уничтожить сербскую независимость и сербскую свободу. Эти люди назывались гайдуки».
К чете [38] гайдуков Георгия и присоединились Вук с Миленко после того, как тайно отвезли Аницу в Сараево и поручили ее хлопотам вдовы Марко Балича. Эти две женщины да маленький сын Марко – вот все, что осталось от некогда большой, веселой, счастливой семьи. Джуро Балич был еще совсем дитя, а потому Миленко, который совсем скоро стал бы членом этой семьи, не вмешайся злая судьба, приписал к своему долгу завоевателям Сербии еще и месть за Баличей. И Вук тоже знал теперь, что и у него есть к туркам свой счет: боль и мука чужой страны стали его собственной болью и мукой.
Аница слегла. Она была в беспамятстве, когда побратимы уходили из Сараева, но Лепосава Балич пообещала заботиться о ней, как о родной сестре. Проститься не удалось, да и что мог бы сказать Вук Анице? Что она могла сказать ему? Ее судьба была изломана одним махом, а он – он не находил в себе ни жалости, ни доброты в той мере, какая была необходима, чтобы заставить Аницу позабыть все, с ней случившееся. У него были силы мстить, сражаться – но не любить. Поэтому Вук был даже рад, когда настала пора уходить из Сараева и двигаться на север, в горы Романийские.
Романийский горный хребет – один из самых больших в Боснии. Само имя его внушало невольное уважение, напоминало о прежних суровых завоевателях сих краев. Да и вид он имел грозный, угрюмый. Мелкие и редкие сосны сменялись голым белым камнем. Странно выглядели скалы, венчавшие хребет: точно огромный каменный гребень! Зубцы гребня казались совершенно ровной вышины, но каждый имел особую форму, напоминая то прямой толстый брус, то узкий ствол, то нечто вроде раздвоенного копыта. Здесь-то, у Романийских стен, как называет эти места народ, в низенькой курной избушке, кое-как сколоченной из нескольких бревен и крытой кусками еловой коры, побратимы несколько дней ждали Георгия. При расставании он назначил им здесь встречу – и не замедлил появиться.