Пиранья. Первый бросок (Бушков) - страница 100

Потом, к счастью, дали несколько часов поспать. И вновь – допрос. А после допроса – требование вновь изложить на бумаге свою одиссею. И снова отдых. И снова допрос. В конце концов появился этот белозубый и потребовал еще раз изложить все в письменном виде. А когда Мазур изложил, принялся допрашивать так, словно письменных показаний не существовало...

Разумеется, Мазур не протестовал и не ершился: повиновался, словно управляемый на расстоянии чужими командами. Такова была жизнь. Они имели право все это с ним проделывать, его давно предупреждали о подобном обороте событий в случае нештатной ситуации...

Он никого не винил – таковы порядки. Но глубоко в душе засела противная заноза. Чересчур уж легко и просто он превратился из полноправного члена группы облеченных высокой миссией элитных офицеров... непонятно даже в кого. В говорящую куклу, обязанную издавать осмысленные звуки, лишь только потянут веревочку...

Белозубый перевернул бланк чистой стороной вверх, извлек из толстой папки лист бумаги, придвинул его к Мазуру и положил сверху авторучку. Подался вперед, глядя в глаза, тихо и задушевно произнес:

– Знаете что, старший лейтенант? Есть великолепный способ покончить со всем этим раз и навсегда. Самым приемлемым для всех способом. Вы сейчас сядете и кратенько напишете правду. Подлинную правду. И – будем считать, что ничего не было, вы по-прежнему остаетесь в кадрах... Понимаете меня? Правду.

Мазур не хотел его понимать. Ни за что на свете. Изо всех сил стараясь не сорваться, тоже перегнулся через стол и, не отводя глаз, произнес с расстановкой, устало:

– Я трижды писал правду. Всю. Подробно и скрупулезно. Вот, перед вами третий экземпляр. Я могу написать и четвертый, если прикажут... Только одного листочка будет мало.

Какое-то время они не шевелились, уперевшись взглядами друг в друга. Наконец собеседник без тени обиды рассмеялся:

– Экий вы колючий, товарищ старший лейтенант... Пожалуй что, в четвертом экземпляре нет необходимости. Вы свободны.

Грузно поднявшись, Мазур вышел в коридор. Там его терпеливо ждал «дежурный по каптерке». Они направились к каюте Мазура, строго соблюдая нехитрые правила игры: Мазур притворялся, что вовсе даже и не замечает идущего следом, в двух шагах, конвоира, а тот столь же старательно изображал, будто никакой он не конвоир, а просто-напросто случайный попутчик...

Оказавшись у себя в каюте, Мазур сел на койку и долго созерцал носки собственных сандалий. Не было ни злости, ни безнадежности, ни страха. Скорее уж, он словно бы раздвоился, наблюдал со стороны за нелепой марионеткой, вдруг потерявшей собственную волю, желания, права, да все на свете. Ему просто-напросто не хотелось думать, гадать и ждать. Все равно от него самого уже ровным счетом ничего не зависело...