– Брате! – окликнул Держимир. – Ну, не убивайся ты! Я тебе десять других коней подарю, не хуже! Чего захочешь, только скажи…
– Да ну! – неразборчиво огрызнулся Байан, даже не оглянувшись.
Было видно, что ему очень хочется браниться на чем свет стоит, но он не знает, на чью голову призывать проклятья. Не на Перуна же! И не на Звенилу со Знеем. Разве что на Велемога с его крепостью, но эти два образа от Соколика были уж очень далеки.
Стук копыт затих за тыном княжьего двора. Держимир постоял возле конюшни и побрел в гридницу. Сразу после жертвы пора будет выступать в поход.
* * *
На мысу, где веками пылали обрядовые костры и раздавались песни, теперь слышался перестук топоров. Больше трех недель прошло с тех пор, как Светловой приехал приглядеть за строительством городка, которому пока еще не подобрали названия. Всезнающий Взорец однажды намекнул, что в честь будущей молодой княгини городок хотят назвать Дарованин, и это не слишком обрадовало Смеяну.
Целые дни Светловой проводил на мысу будущей крепости, наблюдал за рытьем рва и возведением построек. Мужчины со всей округи, подгоняемые неутомимым городником, целыми днями копали землю, возили и тесали бревна, ставили тын, дружинные избы, различные хозяйственные постройки. После тяжелой страды люди предпочли бы отдохнуть, но Боговит заверил, что работа на строительстве зачтется князем вместо дани за три года.
Но для мальчишек, подростков и парней строительство и приезд княжеской дружины стали настоящим праздником. В свободное время они вертелись возле кметей, разглядывали оружие, увлеченно наблюдали за ежедневными упражнениями, и уже не один и не двое объявили матерям, что уйдут в княжескую дружину, когда вырастут.
– Княжич светлый, не хватит ли? – с шутливой мольбой воззвал знакомый голос позади Светловоя. – Гляди, и людей, и коней заморил уже! Да и мне домой пора!
Светловой оглянулся и улыбнулся Смеяне. Она сидела на толстом дубовом бревне, предназначенном для тына, и улыбалась с лукавым укором. Мальчишки и подростки Ольховиков каждый день навещали мыс, а вместе с ними неизменно являлась и Смеяна. Кмети всегда встречали ее с радостью, и если старшие не пускали девушку из дома, то из городка непременно присылали о ней справиться.
– Смотри, какие тучи тянет! – Она показала на небо. – Вот-вот снег пойдет.
Светловой поднял глаза к небу, а Смеяна тем временем смотрела на него. Каждый взгляд на его прекрасное лицо дарил ей острое чувство восторга, но радость была отравлена тревогой. Она не могла не замечать пугающих перемен: черты княжича странно заострились, румянец исчез, в глазах затаилась грусть. Таким он приехал, таким оставался и по сей день. Он уже не был тем Ярилой, которого Смеяна увидела на ржаном поле и полюбила как живое воплощение всего самого прекрасного, что только есть в земном мире. В нем поселилась осень, его молодая красота и удаль поблекли, увяли и съежились вместе со всей природой, но это только увеличило его сходство, даже родство с божеством, и кроме восхищения Смеяна испытывала перед ним благоговейный трепет. Не решаясь расспрашивать его о причине тоски, она видела, что ее бог несчастлив, и от этого ей хотелось плакать. Она жаждала сделать что-нибудь, помочь ему. Если бы только знать, в чем беда! Как в песне поется: что же ты, заря моя, зоренька, скоро– рано да потухать стала, прежде заката да красна солнышка, прежде восхода да светла месяца?