– Пидпалюй! – горланил разгоряченный ватажник. – Рятуйся!!! Шибче, шибче! [68] – Вся голозадая орава, словно разом забыв о еще отбивающемся противнике, развернулась и опрометью бросилась к стенам Маольсдамме.
– Канониры товьсь! – командовал я. – Картечью прямой наводкой по преследователям!
Пушкари у сведенной воедино батареи “Вепря” замерли с подожженным фитилями, ожидая следующей команды. Я медлил, высматривая, когда рассыпавшаяся в шеренгу казачья братия достигнет стен. Раз! Десятки канатов полетели вниз, точно своеобразные удочки. Одно мгновение – и множество сильных рук потянуло их наверх, но уже с перепоясанным саблями уловом. Два! Нестерпимо рыжее пламя с грохотом взвилось в небо, разметывая по округе искореженные обрывки бронзы.
– Пли! – скомандовал я, и шесть корабельных пушек смачно выплюнули картечь навстречу ошалевшим от предыдущего взрыва преследователям. Я обернулся к стоящему позади офицеру:
– Ну что ж, месье дю Плесси, по-моему, вылазка вполне удалась. Теперь повоюем!
Всякая вечность тянется нестерпимо долго. Особенно под конец.
Аббат Фариа
Наступательный пыл испанцев угас вместе с пламенем ночного пожара, и с утра, моросящим дождем оплакивающего вчерашние потери, потянулись унылые дни осады. Лишенные поддержки с моря, наши противники ограничивались пальбой из аркебуз по всякой фигуре, мелькнувшей на крепостной стене, да демонстративной активностью, вроде маршей на виду засевших под защитой каменных парапетов голландцев или же работ по укреплению временного лагеря, Наученные горьким опытом, этому вопросу они уделяли весьма настоятельное внимание.
Но в целом стояние испанцев под городскими стенами не слишком выбивало местное население из привычного делового ритма. То есть да, чувствовалась нехватка дров, и рыбаки, составлявшие изрядную часть населения, роптали на недостаток соли, но в целом склады герцога Оранского позволяли держаться весьма долго. Вероятно, дон Гарсиа это понимал, а потому ждал подкрепления.
Неуемный испанский гонор, а более того страх перед яростным в гневе герцогом Альбой, слывшим самым безжалостным среди испанских полководцев, мешал ему признать очевидное и отступить от крепости. Сил для штурма у него было маловато. Ободренные успехом дерзкого набега, горожане сейчас охотно записывались в ополчение и с видимым удовольствием поносили “грязных мавров”, прячась за мощные крепостные стены. Теперь чиело защитников выросло до пятисот человек – весьма достойное соотношение сил, если следовать канону военной мысли, предписывающему не менее чем пятикратное превосходство в людях при штурме долговременных фортификационных сооружений.