– Что-то типа того, – кивнул Хитрец.
Пещера была не слишком большой – шагов двадцать на тридцать. Факел освещал ее слабо. Особенно дальний угол. Семивратец присмотрелся. Точно – глаза. Отблеск огня в чьих-то глазах. Хитрец подошел к стене, и Семивратец увидел человека.
Связанное, неестественно выгнутое, словно сведенное судорогой, тело. Глина, смешанная с кровью. И глаза, сочащиеся болью. Веревки, врезавшиеся в тело, и повязка, закрывающая рот. Человек.
– Знакомься, – сказал Хитрец, втыкая факел в землю неподалеку от связанного.
– Это кто? – спросил, оставаясь на месте, царь Семивратья.
– А это большая ныне редкость. Исключительная. Это, брат, пленный из Проклятого города. – Зубы Хитреца блеснули в неверном свете факела. – Единственный и неповторимый.
– Твою мать… – протянул Семивратец и оглянулся на выход из пещеры.
Ему доводилось пару раз видеть тех, кто нарушал волю богов.
…Скала под ногами отступника вдруг стала мягкой и податливой, словно глина, и отступник провалился вначале по колено, нелепо взмахнул руками, не удержал равновесия и опрокинулся навзничь. Жирный, тягучий, хлюпающий звук, и тело, не расплескав ни капли, погрузилось в скалу. На поверхности остались только лицо и скрюченные пальцы рук. Все, кто это видел, попятились, кого-то даже стошнило, кажется, а отступник еще два дня был жив. Два дня стонал и выкрикивал что-то… Пытался выкрикивать. А они ждали, пока он умрет и замолчит. Замолчит и умрет. Кто-то сказал, что ему еще повезло, что ему могли даровать вечную жизнь… Или его могли проклясть. На особо умного шикнули. А потом пошел дождь – долгий и частый, какой обычно бывает осенью. И отступник стал жадно ловить крупные капли широко открытым ртом. Они поначалу подумали, что он хочет пить… Потом поняли. Лучше захлебнуться, чем так мучиться…
Семивратец встряхнул головой, отгоняя жуткое воспоминание. Кашлянул. Гребаный Хитрец. Приказ был – пленных не брать. Воля богов. Блин…
– Не бойся – бога нет, – сказал Хитрец.
– Что? – не понял Семивратец.
– Я говорю – не бойся, здесь бога нет. Ни одного. Здесь все решают только люди. И то не все. Только мы с тобой. – Хитрец присел на корточки и поманил Семивратца: – Подходи ближе, это интересно. Наверное…
– А если кто-нибудь узнает и…
– Пока об этом знаешь ты и знаю я. Если ты побежишь сейчас в лагерь – тебя остановят мои телохранители. И не нужно так высокомерно щериться. Это тебе не битва, и ты не на своей колеснице, недосягаемый для пехотинцев. Ты и мечом взмахнуть не успеешь, как тебя тупо прирежут, будто, извини, свинью. – Хитрец счел нужным сопроводить свое заявление улыбкой. – А я, сам понимаешь, доносить не буду – себе дороже. Так что – расслабься.