– Каким образом?
– Я... мне кажется, что Элеонор слишком далеко зашла.
– А от меня вы чего хотите?
– Мне бы хотелось, чтоб вы поехали со иной в больницу, Я хочу, чтобы вы присутствовали при опознании и взяли на себя это дело. Вы знаете, что нужно делать, чтобы не допустить огласки. Знаете, как вести себя с репортерами; а кроме того, мне очень хочется, чтобы вы встретились с Элеонор и заставили ее рассказать, чего она опасается, от чего ей пришлось бежать, что произошло, что вынудило ее использовать столь нелепый способ вызвать к себе сочувствие и каким путем вернуться к семье.
– Ну а потом?
– А потом, – добавила они, – мне бы хотелось, что бы вы попробовали поставить все на свои места и разобрались в этом хаосе, с тем, ну... чтобы газеты оставили нас в покое и чтобы отец не очень переживал.
– Ваш отец здоров?
– Физически он еще крепок, но положение его весьма щекотливо. Дело в том, что отец занимается оптовой торговлей драгоценными камнями. Специализируется на алмазах. Люди верят ему. Его слово стоит больше письменной гарантии. И если что-нибудь случится, если произойдет крупный семейный скандал – это его сразит, просто уничтожит.
Мейсон колебался.
– Я понимаю, мистер Мейсон, вы занятый и высокооплачиваемый юрист. Поэтому я приготовила для вас чек на две с половиной тысячи долларов. – Миссис Джордан открыла сумочку и вынула продолговатый листок бумаги. – Мне бы хотелось заинтересовать вас.
Брови Мейсона поднялись от удивления.
– Обычно, – сказал он, – клиенты, обращаясь к адвокату, спрашивают, сколько...
– Я знаю, – ответила миссис Джордан, – но это другой случай. Случай крайней необходимости.
– Вы хотите, – спросил Мейсон, – чтобы я поехал с вами в больницу, а дальше?
– Я опознаю Элеонор, а затем вы поговорите с ней наедине.
– И она мне все расскажет? – усмехнулся Мейсон.
– Не знаю. Но вам следует обязательно побеседовать с ней и попытаться найти ключ к разгадке. Если вам потребуются детективы, мы оплатим все расходы.
– А как, вы полагаете, поступит Элеонор при нашем появлении? – спросил Мейсон.
– Я скажу вам точно, что она сделает. Она взглянет на нас и отвернется с безразличием во взгляде – бедное дитя, не знающее своего имени и не ведающее о своем прошлом. А затем я спрошу ее: «Элеонор, неужели ты не узнаешь меня?»
Она посмотрит на меня своими большими голубыми глазами, затем вдруг они начнут расширяться. Потом начнут светиться. Она дважды судорожно глотнет воздух. Потом на ее лице мелькнет слабая улыбка, память внезапно вернется к ней, и она бросится мне навстречу с возгласом: «Ольга! Ольга моя дорогая» и обовьет руками мою шею, приникнет ко мае, словно хватающийся за бревно утопающий. Затем она, конечно, спросит об отце. Причем вопросы будет задавать с тайм расчетом, чтобы дать понять, что ее бедный маленький мозг перестал работать именно две недели назад. Она прямо таки будет потрясена, когда я скажу, что из ее памяти выпали целых две недели.