– Это почему же?
Явно наслаждаясь, Гумно выдержал долгую паузу. Потом полез в карман шорт и достал небольшую фотографию.
Фома не удивился: кто ж дивится эфемерным вещам! Безусловно, можно выспать и «Кодак» с принадлежностями, дело нехитрое. Можно выспать множество вещей, жаль только, что не все они, будучи полезными там, полезны и здесь. Например, радио. Как было бы хорошо снабдить все оазисы портативными радиостанциями и самому разгуливать с невесомым «уоки-токи» – да черта с два! Уже испробовано. Радиосвязь на Плоскости невозможна – местный сволочной эфир не пропускает радиоволн.
– Портрет короля. – Гумно протянул фотокарточку. Видно было, что он недоволен: карточка помялась в кармане.
– Медленно встань, повернись спиной и отойди на пять шагов, – скомандовал Фома, извлекая «марголин» из-за пояса. – Фото оставь на камне.
Громко фыркнув, Гумно подчинился. Даже руки положил на затылок. Глумишься, мол? Ну-ну, не возражаю. Ты на своей земле, а значит, в своем праве, а только все равно ты дурак…
Фома неспешно приблизился к валуну. Косясь на недвижного Гумно, поднял мятый картон.
С фотокарточки на феодала смотрело его собственное лицо.
Пятичасовой безостановочный переход – легкая физзарядка для феодала. Для Георгия Сергеевича, разменявшего седьмой десяток и вдобавок три года сидевшего сиднем в своем крошечном оазисе, испытание оказалось более чем серьезным.
– Все-таки вы были правы, – сказал Фома. – Теперь ваша гипотеза доказана: сюда попадают не оригиналы, а копии. И еще одно: я окончательно поверил в бога. В местного бога. В бога, действующего только в нашей вселенной – на Плоскости. Не удивлюсь, если он ее и создал.
Они присели передохнуть на гребне бродячего бархана. Это место Фома считал сравнительно безопасным. В полном безветрии, тихо шурша, сыпался песок. Что гнало его, почему бархан вечно полз, описывая на местности странные кривые, и почему он никогда не покидал треугольника, образованного ближайшими оазисами, Фома не знал и сейчас не был склонен решать безнадежные головоломки. Пусть себе ползет. Ни горячих, ни холодных вихрей над самодвижущимися песками практически не бывает – вот и ладно. Это главное.
Они прошли уже больше половины пути. Остаток Фома в одиночку преодолел бы часа за три. Со старым учителем в качестве компаньона он опасался вообще не дойти. Георгий Сергеевич ни разу не пожаловался на усталость, но зачем что-то говорить, когда и так видно: еле тянет.
Фома размышлял.
– Свернем ко мне, – сказал он, приняв решение. – Крюк есть, но небольшой. Зато отдохнем по-человечески.