Но сначала нужно было встретиться с Регбистом. Непременно встретиться с Регбистом.
Андронов встал, надел куртку. Вернул в карман свои документы (бумажник, к его удивлению, оказался на месте), погрузил в сумку пистолет и «фомку». Сложил одеяло так, чтобы не было видно кровавого пятна, вышел в прихожую и, перешагнув через лежащий на полу стул, громко произнес:
– Братишки, извините, что так получилось. Крепитесь, скоро вас выпустят. А я уж пойду... Не держите зла, просто работа у нас с вами такая.
Из шкафа донеслось частое сопение.
Андронов запер за собой дверь номера и на всякий случай постучался в соседний. Никто ему не ответил, потому что времени прошло всего ничего.
В коридоре было по-прежнему тихо и безлюдно. Держа в руке ключ, прицепленный к массивной бульбе, Андронов дошел до лестницы, спустился на один пролет и, пристроив сумку на подоконник, стал ждать Регбиста.
...Он поглядывал на вполне уже оформившиеся сумерки за окном, в котором застыло его нечеткое отражение, и вновь представлял себя, тогдашнего, очутившегося в новом своем жилище. В двухкомнатной квартире на третьем этаже – почему-то, как вскоре выяснилось, не в Питере, а в Москве. Квартира была со всеми удобствами, и с мебелью, и с разнообразной одеждой, и с книгами, и с битком набитым холодильником, и с документами, и с кучей денег... Оплатой? За что? Все было непривычным, незнакомым, об очень многом он тогда и понятия не имел... Но – что характерно – все воспринималось почти как само собой разумеющееся... нет, конечно, определенное обалдение и опупение присутствовало, причем в избытке присутствовало, но – опупение, а не шок, не удар прикладом по затылку... И со всякими техническими причиндалами он, как выяснилось, умел обращаться, словно какая-то часть его существа уже бывала тут и худо-бедно знала, что к чему. На месте ему не сиделось, кровь бурлила – однако, он сумел пересилить, сдержать себя – что оказалось полной неожиданностью для него самого, – и несколько дней провел в роскошных своих хоромах, не высовывая носа на улицу (благо с харчами проблем не было) и стараясь хоть что-то уяснить для себя. Хватался то за газеты с журналами (их тоже было навалом), то за книги, слушал радио, до глубокой ночи смотрел телевизор... И опять-таки не испытывал шока, голова работала ясно, и вовсю шла перестройка в мозгах, пропитанных прежними лозунгами. А потом последовала первая вылазка из дома, на улицу, первый поход в магазин. И первая женщина, которую он привел к себе, а наутро выгнал, совершенно охренев от ее немыслимых взглядов на жизнь.