— Завтра, в одиннадцать часов утра, — твердо сказал Гордеев.
Чертанов кивнул:
— Хорошо. Я скажу Святому, чтобы готовился.
* * *
Автозак прибыл точно в назначенное время. Заключенных препроводили под конвоем с тюремного двора и заперли в металлической клетке. Как это бывает, никто из осужденных не знал, куда их везут на этот раз. Оставалось только гадать: то ли перевозят на другую кичу, то ли хотят отправить на дальняк. А если все-таки последнее, то, значит, впереди очередная пересылка, которую трудно назвать даже местом приписки.
Лица у сидельцев были унылые, напряженные. Какая бы ни была тюрьма, но если живешь в хате долго, то появляется чувство хоть какого-то своего угла. А уезжать из обжитого места всегда тяжело. Совершенно не представляешь, через какие тропы будет проложен следующий маршрут и как встретят новичка на новом месте. А кроме того, новая дорога всегда пролегает через несколько пересылок, где бал чаще всего правит Господин Беспредел. Оно и понятно, пересылка — это не дом, а всего-то перевалочная база, где люди надолго не задерживаются. А потому направо и налево вешают косяки, за которые и спросить-то не с кого!
Сбиваясь в агрессивные стаи, сторожилы-арестанты пощипывали мужиков, понимая, что спрашивать с них за беспредел впоследствии будет некому, потому как уже на следующий день дороги разведут их навсегда.
Пересылка, одним словом!
Место глухое и темное. Как черная дыра. Правды там не доискаться. В ней могут призвать к ответу мужика, получившего досрочное освобождение. И попробуй растолкуй, что получил амнистию не потому, что носил красную повязку активиста, а оттого, что просто повезло, что угодил под очередное помилование всего лишь по капризу судьбы.
Металлическая дверь «уазика» захлопнулась, и мужичок, сидевший рядом с Чертановым, спросил, стараясь скрыть некоторую нервозность в голосе:
— Ты случайно не знаешь, куда нас везут?
Святой, сидевший напротив, скривился, показав желтоватые клыки:
— Домой везут, братан! Все! Под чистую отпарились.
Мужичок шутку не оценил. Лишь вполголоса пробурчал какое-то проклятие, но с расспросами более не лез.
Через решетчатое окошко Чертанов видел крепкого краснощекого сержанта, сидевшего в конце фургона. Лицо простоватое, но одновременно с этакой хитрецой в глазах. Такие физиономии бывают только у деревенских ухарей, вроде бы понятен, как раскрытая ладонь, вот только никогда не знаешь, в какой именно момент пальцы сложатся в фигу.
Машина выехала за ворота тюрьмы. На лице сержанта отобразилось нечто похожее на удовольствие. Какое-никакое, а развлечение. Пока катаешься, полдня прошло, а следовательно, дембель приблизился еще на двенадцать часов.