— Ну, слава богу, — облегченно вздохнул он. — Он что-нибудь соображает?
— Вряд ли, — ответила я. То же самое я могла сказать сейчас и про себя.
Борис Алексеевич отправился в мое купе и через минуту принес оттуда спящего Александра. Он держал его бережно, как ребенка, боясь потревожить «чуткий» сон.
— Идите к себе и никуда не выходите до моего прихода.
— А вы далеко?
— За его соседом, он немного перебрал в ресторане, — сказал Борис Алексеевич и отошел на несколько шагов, потом вернулся и настойчиво повторил:
— Идите к себе, сейчас я зайду к вам и все объясню.
Хотела бы я видеть себя со стороны в этот момент! А еще лучше сфотографировать скрытой камерой. Я бы сохранила это фото на всю жизнь, а может быть, повесила бы на стену, сопроводив надписью: «Юля-дура».
На то, чтобы принести и уложить на полку Толяна, Борису Алексеевичу потребовалось чуть больше двух минут.
Я не выдержала и вышла встречать его в коридор.
— Пойдемте ко мне, — предложил он. — А кстати, не захватить ли нам коньяк у наших друзей? Им он вряд ли сегодня понадобится, а там, как я заметил, еще почти полбутылки.
Я стояла как зачарованная, и Борис Алексеевич вынужден был повторить предложение:
— Будете пить со мной коньяк?
— Буду, — ответила я, надеясь, что коньяк поможет мне выйти из теперешнего состояния.
Борис Алексеевич открыл передо мной свое купе, пропустил внутрь, а сам вернулся за коньяком.
Разливая коньяк по бокалам — у него, в отличие от Толяна, были в купе бокалы, — он говорил как ни в чем не бывало:
— Замечательный коньяк. А то я сегодня весь вечер водку пил, а ее терпеть не могу.
После этого он поднял свой бокал, посмотрел его на свет и спросил:
— Что вас интересует на этот раз?
Прошлый раз я ответила ему на этот вопрос вопросом. Не стала изменять традиции и на этот раз:
— Кто вы?
Мне очень хотелось услышать простой и конкретный ответ, и именно так он мне и ответил:
— Милиционер.
Я рассмеялась.
— Вас это смешит? — спросил он.
— Меня это радует, — совершенно искренне ответила я. — Давайте поднимем бокалы за нашу милицию! — и выпила свой коньяк почти залпом.
Не знаю, от коньяка или от этого конкретного ответа я почувствовала такое облегчение, что мне захотелось расцеловать этого человека. Так, наверное, хочется расцеловать доктора, который сообщает тебе, что подозрение на рак не подтвердилось. У меня словно камень свалился с плеч, и я улыбалась, как выздоравливающий ребенок.
— Расскажите мне, пожалуйста, все, что можно, — попросила я.
В ответ на мою просьбу он весело рассмеялся.
— Вся штука в том, что рассказывать пока ничего нельзя. Но вы, не спросясь, узнали так много, а полчаса назад чуть не испортили мне всю операцию, что я вынужден рассказать вам все остальное, чтобы вы еще чего-нибудь не выкинули в том же роде. Но, чтобы вы не думали, что я такой простой и разглашаю абсолютно секретную информацию совершенно неизвестной мне девушке, я сразу вам скажу, что мне уже известно, что вы работаете юрисконсультом Комитета солдатских матерей, что до этого… но, судя по вашим глазам, я понял, что и это уже поднимает меня в ваших глазах, поэтому я больше ничего не буду говорить о вас, а сразу перейду к делу.