Вот возьму сейчас и подарю этот перстень Галюнчику. Шучу, конечно. Зачем ее-то в эту историю втягивать?
Когда Галюнчик полностью удостоверилась, что перед ней ненаглядный супруг, то засуетилась и обрадовалась так, что мне даже неловко как-то стало.
Не то чтобы она расплакалась и повисла у Василия на груди — она забегала по скудно обставленной и поэтому просторной комнатке, моментально собрала на стол, усадила нас пить чай.
На Васю она смотрела, как деревенский мужик, едущий по городу в телеге, на гаишника. Как говорится, в рот заглядывала.
— Сейчас огурчиков достану, — всплескивая руками, лепетала она, — за самогончиком-то сбегать к тете Глаше?
— Не надо, наверное, — опередила я Васин утвердительный ответ.
Галина невнимательно глянула на меня и вопросительно уставилась на новообретенного супруга. Замерла в ожидании.
— Не надо самогона, — неохотно выдавил Вася.
Вот это самоотверженность!
«Я оценила», — послала я ему взгляд.
— Ну, тогда огурчиков сейчас из погребка принесу, сальца немного там еще осталось, — снова засуетилась она.
— Да давай я схожу, — поднялся Вася, — хоть по двору-то родному пройдусь. — Он весело побарабанил кулаками себя по животу и вышел во двор.
Галина села напротив меня за стол, молча прихлебывала чай, иногда искоса посматривая в мою сторону. Для приличия полагалось поддержать разговор, но я что-то никак не могла придумать, о чем заговорить.
— Васька в пидоры подался, что ли? — неожиданно спросила Галина.
— В каком смысле? — не поняла я.
— В таком. Что я не видела, что ли, как он на тебя смотрел? Я ж его знаю как облупленного — он так на женщин только смотрит, — пояснила Васина супруга.
Вот еще новости! Что ж это, Василий в меня влюбился, что ли?
— Как тебя зовут-то? Голубок?
— Женя… Евгений.
Галина хмыкнула.
— Давно вы сдружились-то с ним? На зоне поди? Там, говорят, таких, как ты, полно, — продолжала она.
— Нет, что вы… — Я опустила глаза в свою чашку с чаем. Изобразила смущение. Вот ни «да» ни «нет» говорить не буду, пусть что хочет, то и думает.
Галина пронзительно посмотрела на меня, поджала губы и отвернулась к окну. Тут бы и воцариться так называемому неловкому молчанию, но в это мгновение дверь распахнулась, и на пороге показался развеселый Василий с трехлитровой банкой соленых помидоров в одной руке и большим шматом сала в другой:
— Чего молчим, девочки… и мальчики? — Он подмигнул мне. Не думаю, чтобы жена его не заметила этого. — Я ж из зоны вернулся. По нормальному человеческому общению соскучился. А вы молчите теперь…
Сало и соленые помидоры мы ели тем не менее, не разговаривая — не получался почему-то разговор. Не клеился. Я заметила, что Галина злится — просто вида не показывает. На меня, что ли, злится? Прямо Везувий какой-то, а не Галина.