– Поздравляю, голубчик. Честно говоря, я опасалась, что…
– Что я самозванец? – улыбнулся Гурьев. – Я действительно самозванец – в том смысле, что всегда прихожу, когда хочу, не дожидаясь, пока меня позовут.
– Вы в самом деле имеете педагогическое образование?
– Ну конечно же, нет, – улыбнулся Гурьев. – Вы хотите узнать, буду ли я следовать в русле школьной программы по литературе? В пределах разумного. Детям должно быть со мной интересно – это главное. А прочтут они ту или другую книжку, две или три – это неважно. Вот совершенно. Так что – всё в порядке? – невинно осведомился он.
– Не знаю, – вздохнула Завадская. – Ей-богу, не знаю. Не могу никак определить.
– Ну, у вас ещё будет время подумать, – обнадёжил её Гурьев.
– Спасибо, – язвительно отпаривала заведующая. Почему-то ей было удивительно легко с этим молодым человеком, которого она, в общем, должна была, по всем статьям, опасаться. Он и был опасен – это чувствовалось. Но как-то… куда-то в другую сторону. Не ей, не школе – кому-то совсем другому была адресована эта его опасность. И она спросила – не умея, да и не желая скрыть любопытства: – Как у вас это так ловко выходит?! Вы психологией занимались?
– Вы не поверите, – Гурьев лучезарно улыбнулся, – но я даже понятия не имею, что это такое.
– А если серьёзно?
– Серьёзно? – Он перестал улыбаться и заговорщически приблизил губы к уху Завадской: – Если серьёзно, я просто пытаюсь не врать. Особенно – детям.
– И… получается?
– Получается. А дальше будет получаться ещё лучше.
Он хотел добавить кое-что ещё, но не успел. Дверь распахнулась, и в учительскую торжественно внёс себя немолодой уже, давно лысеющий невысокий человек в «сталинке» и галифе, заправленных в сапоги. Усы на его широком и рыхлом бабьем лице смотрелись крайне нелепо, но их хозяин, судя по всему, необыкновенно гордился заботливо выращенным под носом куском серой пакли. Гурьеву не составило труда догадаться: это и есть Трофим Лукич Маслаков собственной персоной. Физкультпривет, усмехнулся про себя Гурьев, поглядим, что ты за резиноизделие.
Маслаков подошёл к нему, протянул руку и покосившись на Завадскую, напыщенно произнёс:
– Здравствуй, товарищ Гурьев! Поздравляем тебе со влитием у наш коллехтив!
– С-спа-асибо, Т-трофим Лукич, – задушенно пискнул Гурьев и, потупившись, начал старательно ковырять пальцем стол. – Я п-постараю-юсь оп-п-правдать…
– Да ты не смущайся, товарищ Гурьев, – толстым и довольным голосом сказал Маслаков. – Окажем тебе поддержку, как у коллехтиве полагается, люди у нас политически грамотные, здоровые люди в основном, – при этом он опять покосился на Завадскую. – Ты комсомолец, или член партии, может?