Если Геннадий думал пробудить во мне ревность, то отчасти ему это удалось. Внутри меня от его слов что-то неприятно шевельнулось и задергалось. Что же касается его алиби…
— Это все, или есть продолжение? — холодно произнесла я, в который раз пытаясь подавить свои чувства.
— Нет. Это только первая серия. Во второй рассказывается о том, как мы на целый час втроем застряли в лифте.
— Где находится дом твоей подружки?
Геннадий с готовностью назвал адрес на другом конце города, на расстоянии сорока минут езды отсюда. Причем на хорошей машине и при отсутствии пробок. Я не знала, радоваться мне или огорчаться. Если все действительно происходило так, как говорит Геннадий, и свидетели смогут это подтвердить, то никакой речи о том, что именно он спустил с поводка собаку и сказал ей «фас», быть не может.
Мне хотелось петь, но я себя одергивала. Что, если это обычная уловка? Мол, расслабься, девонька, и иди ко мне! Я вовсе не убийца. Где-то в глубине души мне хотелось в это верить так же, как хотелось верить, что Геннадий не совершал насилия над пятнадцатилетней девочкой, и все это лишь наговоры невзлюбившего своего племянника Анатолия Константиновича.
Бежать! Сейчас же бежать от искушения, ибо спустя минуту будет слишком поздно!
Набрав в легкие побольше воздуха, я незаметно выдохнула, потом встала.
— Что ж, я обязательно все проверю, — отчеканила я, беря в руки сумку. Лежавшее в тарелке мороженое растаяло, а недоеденный банан сиротливо лежал на краешке стола. — От тебя в данный момент мне нужно лишь твое фотографическое изображение. Найдется такое?
— Если только в бабкиных альбомах сохранилось, — пренебрежительно сказал Геннадий, открыл нужный шкаф и уверенным жестом извлек оттуда альбом. Полистав его, он протянул мне снимок, который обычно делают на паспорт.
Я взглянула на изображение. Вторую фотографию положено было вклеивать в паспорт по достижении двадцати пяти лет. Как раз нынешний возраст Геннадия, так что сделан снимок недавно. Надо же, даже на нем он не смог сохранить серьезность. Но вышел на удивление хорошо. Даже лучше, чем в жизни.
— Фамилия твоей подружки, — в приказном тоне затребовала я.
— Шаймуразова Зофа Мобиновна.
Он что, издевается?
— Татарка? — вырвалось у меня.
— А татарка что, не женщина? — ответил Делун вопросом на вопрос, внимательно следя за моей реакцией.
Я предпочла промолчать. Так, так. Значит, записку, лежавшую сейчас снова в кармане куртки Геннадия, писала не эта его подружка. Версия, что автором послания является мачеха Делуна, приобретала большую достоверность.