— Когда это было?
— Утром, когда она его обнаружила, — сокрушенно вздохнула и вслед за тем как-то брезгливо поморщилась Зарубина. — Она предупредила всех — сказала, что не сможет вести вечерний выпуск новостей.
— Значит, с того самого злосчастного утра вы не видели Дюкину?
— Видела, — неприязненно усмехнулась Зарубина, — она вчера приезжала. Была в кабинете Альберта Степановича.
— Вы не знаете, зачем она приезжала?
— Понятия не имею… Но в конце концов она же была его женой. Может, какие-то личные вещи думала забрать или решила, что пришло время потихоньку осваиваться в новом кабинете… — Зарубина растянула рот в язвительной усмешке.
— Вы намекаете на то, что смерть Альберта Степановича была ей выгодна? — прямо спросила я, не сводя с лица Ольги испытующего взгляда.
— Сказать такое… — недоуменно приподняла она плечи, — что вы! Хотя… почему бы нет? — как-то вдруг оживилась и повеселела она.
— То есть вы считаете, что госпожа Дюкина могла быть заинтересована в смерти своего мужа? — не отступала я, добиваясь от нее конкретного ответа.
— Ну вы же не маленькая! — с насмешливым пренебрежением взглянула на меня Зарубина. — Кому достанется все это? — окинула она завистливо-злым взглядом помещение.
— Но Вероника Сергеевна любила своего мужа! — в интересах дознания горячо возразила я.
— Это ничего не меняет, — двусмысленно усмехнулась моя собеседница, — от любви до ненависти, как говорится…
— То есть вы намекаете на то, что у Вероники Сергеевны был повод возненавидеть своего мужа?
— Я не была вхожа к ним, — с ироничным прищуром ответила Зарубина, — могу судить об их отношениях только исходя из моего повседневного общения с ними на работе.
— И что же вы заметили?
— По-моему, Альберт Степанович пренебрегал Вероникой. Да она сама, честно говоря, жаловалась мне на это. Мы же с ней все-таки подруги…
При слове «подруги» я почему-то поморщилась — мне определенно не хотелось бы иметь такую особу, как Зарубина, в числе своих подруг.
— И как реагировала на такое пренебрежение со стороны мужа Вероника? — я затушила сигарету в пепельнице и взялась за другую.
— Как-как, — со смесью насмешки и раздражения передразнила меня Зарубина, — вот жаловалась мне, переживала, страдала, наверное. Но она сама виновата! — злорадно добавила она.
— Почему же это?
— Да мягкотелая она… Все перед ним лебезила, словно задобрить пыталась. А мужикам, им характер показывать надо! Уж лучше стервой быть, но только не такой душкой, о которую собственный муж готов при каждом удобном случае ноги вытереть! — с тайным ликованием изрекла Зарубина.