— Вы ничего не сможете доказать, — Зарубина, кажется, начала приходить в себя после потрясения, вызванного моим вторжением.
— Вы так считаете? — с улыбочкой произнесла я и вынула из сумочки диктофон, для большего эффекта погремев заодно наручниками. — Ваш разговор от начала и до конца записан на пленку, так что не советую юлить. Чистосердечное признание, как говорится, облегчит…
Зарубина снова сникла. Левицки хранила гордое молчание. Я включила диктофон, который до того времени, конечно, бездействовал.
— Итак, вы шантажируете мадам Левицки? Если вы что-то знали и скрывали это от следствия, то сейчас самое время исправиться и помочь себе.
— Она осталась с Альбертом, — Ольга кивнула в сторону Левицки, — когда я ушла с дачи. Альберт даже не проводил меня.
— Это правда? — я перевела свой взгляд на художницу. — Только не врите, я этого не терплю.
— Да, — кивнула она, — но я не хотела бы говорить при этой…
Я снова повернулась к Зарубиной.
— Вы хотите что-нибудь добавить? Нет? Тогда можете быть свободны, в прокуратуру вас вызовут повесткой.
Мне пришлось встать, чтобы выпустить ее из-за стола. Она была убита происходящим. Такого бледного лица живого человека я не видела давно. Что ж, это послужит ей хорошим уроком, хотя я и не претендую на роль учителя или судьи. Я подождала, пока она рассчитается с официантом за вино и исчезнет за входными дверями. Теперь можно было спокойно пообщаться с Эльвирой.
— Вы не возражаете, — обратилась я к ней, — если мы пересядем за мой столик, у меня там ужин остывает.
Левицки не возражала. Я спрятала в сумочку диктофон и пакет с деньгами, и мы переместились ко мне.
— Расскажите мне, пожалуйста, как все случилось, — попросила я.
— Вы не будете записывать? — она покосилась на сумочку с диктофоном.
— Зачем, — пожала я плечами, — у меня хорошая память, я и ваш разговор с Зарубиной не записывала.
— Но вы же сказали… — она недоверчиво покосилась на меня.
— Я обманула ее, — улыбнулась я, — в интересах следствия. Когда вы приехали на дачу и откуда вы узнали, что Альберт будет там? Он вам позвонил?
— Нет, — покачала она головой, — ночью, минут через сорок после того, как мы покинули «Подкову», мне позвонила Вероника. Она сказала, что они с Альбертом поругались и он уехал на дачу.
— Вы поняли, как она себя чувствовала?
— Она, — Левицки сделала глоток шампанского, — была расстроена, расстроена настолько, что я решила принять экстренные меры. Я поехала на дачу.
— Чтобы поговорить с Альбертом Степановичем о вашей дочери?
— Да, чтобы выяснить все раз и навсегда. Думаете, мне легко было смотреть, как он относится к Веронике? — тряхнула головой Левицки.